Мартин Гринберг - Дорога Короля
— Видишь ли, — проговорил Коэн, когда они наконец остались одни, — я вовсе не собирался тебя убивать…
Лицо тролля удрученно вытянулось.
— Да?
— Я думал просто скинуть тебя с моста и забрать все твои сокровища.
— Да?
Коэн ободряюще похлопал тролля по спине.
— Понимаешь, — добавил он, — мне всегда нравились… парни, которые помнят традиции. Нашей стране сейчас очень не хватает традиций.
Тролль разом вытянулся по стойке «смирно».
— Рад стараться, сэр! — пролаял он. — Вот мой сынок хочет пойти в город работать. А я ему и говорю: под этим мостом тролли жили аж пятьсот лет…
— Так что ты сокровища отдай, — перебил его Коэн, — и я поеду.
Лицо тролля прорезали панические трещины.
— Сокровища? Понимаешь… Дело в том, что… у меня нет никаких сокровищ, — наконец проговорил он.
— Да ладно тебе рассказывать, — хмыкнул Коэн. — С таким-то замечательным мостом ты не нажил себе сокровищ? Ни в жизнь не поверю.
— Мост действительно замечательный, да только этой дорогой никто уже не пользуется, — пояснил Слюда. — Ты первый, кто появился здесь за много-много месяцев. Берилл вот все твердит, что надо было мне идти к ее братцу, он приглашал, когда через его мост новый тракт проложили, но, — тролль повысил голос, — я ей все время отвечаю, что под этим мостом тролли жили аж…
— Да, да, это я уже слышал, — кивнул Коэн.
— Отличный мост, честно скажу, разве что камни последнее время выпадают, — продолжал тролль. — А каменщики сейчас столько за работу дерут, ты не поверишь… Чертовы гномы. Никогда им не доверял. — Он наклонился к Коэну. — Вообще-то чтобы сводить концы с концами, мне пришлось на три дня в неделю устроиться на лесопилку к деверю.
— По-моему, ты говорил, что твой деверь работает под мостом? — удивился Коэн.
— Это другой. У моей жены больше деверей, чем у собаки блох, — ответил тролль и печально воззрился на бурлящую внизу реку. — Один — купец в Кисловодье, древесиной приторговывает, у второго — мост, а у третьего, у самого большого и толстого, — лавка в Горькощучье. Вот скажи, разве ж это работа для тролля?
— Ну, хоть один из них не ушел из мостового дела, — пожал плечами Коэн.
— Не ушел? Да Колчедан целый день в будке сидит и с людей берет серебряную монету за проход… Хотя что я говорю, целый день… Половину времени вообще где-то шляется! Гнома себе нанял и платит ему за то, чтобы тот в будке его подменял. А еще называет себя троллем! Издали глянешь — не тролль, человек какой-то…
Коэн понимающе кивнул.
— Представляешь, — взмахнул руками тролль, — и мне с этими типами каждую неделю ужинать приходится! Со всеми тремя! И выслушивать, что надо, мол, идти в лапу со временем…
Тролль отвернулся от воды и грустно посмотрел на Коэна.
— Вот скажи, что такого плохого в сидении под мостом? — спросил он. — Я же тролль! Меня растили и воспитывали, чтобы я сидел под мостом. Одна надежда: когда помру, Щебень меня заменит. А что, спрашивается, в этом плохого? Под каждым мостом должен жить тролль. А иначе зачем все это? Для чего?
Тролль и человек угрюмо оперлись на парапет и снова уставились на пенную воду.
— Знаешь, — медленно проговорил Коэн, — я помню времена, когда человек мог доехать до самых Клинковых гор и не встретить на своем пути ни единой живой души. — Он провел пальцем по лезвию своего огромного меча. — А если и встретить, то очень ненадолго…
Коэн швырнул в реку окурок и выпрямился.
— А теперь повсюду фермы. Маленькие такие фермочки, и управляют ими мелкие людишки. Заборов понастроили… Куда ни глянь: фермы, заборы да мелкие людишки.
— Она, конечно, права, — продолжал свой внутренний монолог тролль. — Всю жизнь из-под моста выскакивать — карьеры тут никакой…
— Разумеется, — согласился Коэн, — против ферм я ничего не имею. Или против тех же фермеров. Они должны быть. Просто раньше они были далеко, а теперь — совсем рядом.
— Все течет, — говорил тролль. — Все меняется. Вот мой деверь, который Сланец… Лесопилка! Сам подумай, тролль, управляющий лесопилкой! Ты бы видел, во что он превратил Тенелесье!
Коэн удивленно поднял голову.
— Это какое Тенелесье? То самое, где живут огромные пауки?
— Живут? Нет там больше никаких пауков. Одни пни.
— Пни? Пни? Слушай, такой отличный лес был. Ну… темный, зловещий — настоящий, одним словом. Таких зловещих лесов, наверное, и не осталось больше. Помню, тебя там до самых костей пробирало…
— Что, по острым ощущениям соскучился? Так я тебе их обеспечу… Сланец там теперь елочки сажает, — фыркнул Слюда.
— Елочки?!
— Это не его идея была. Он березу от дуба не отличит. Это все Глинина затея. Он его уговорил.
У Коэна закружилась голова.
— Что еще за Глина?
— Я же рассказывал — у меня три деверя. И Глина тоже в купеческом деле. Так вот, он сказал Сланцу, что, если землю заново озеленить, ее легче будет продать.
Последовала долгая пауза — Коэн переваривал услышанное.
— Тенелесье нельзя продавать, — наконец промолвил он. — Оно же общее, то есть ничье.
— Во-во. Так Глина и сказал: поскольку оно ничье, почему бы его не продать?
Коэн ударил кулаком по парапету. Один из камней поменьше вылетел и покатился в ущелье.
— Извини, — виновато промолвил он.
— Ничего страшного. Сыплется мост, сыплется…
Коэн повернулся к троллю.
— Да что ж это такое творится? Я помню войны, что велись на этой земле… А ты? Тоже, наверное, повоевать пришлось?
— О да, я свое дубиной отмахал…
— Мы вроде сражались за светлое будущее, за справедливость и все прочее. По крайней мере нам так говорили…
— Ну, лично я сражался потому, что мне так велел большой тролль с хлыстом, — пожал плечами Слюда. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду, мы же не за фермы эти сражались и не за елочки. А?
— Жалкий тролль под жалким мостом… — Слюда повесил голову. — Мне правда очень неудобно, ты в такую даль тащился…
— И был ведь какой-то король, — задумчиво промолвил Коэн, глядя на речку. — И, кажется, волшебники были… Насчет их не уверен, но король точно был. Хотя я с ним ни разу не встречался. Знаешь, — усмехнулся он вдруг, — я даже имени его не помню. Помню, сражались мы за короля, а вот как звать его, нам так и не сказали…
Примерно через полчаса лошадь Коэна выехала из мрачного леса на безжизненную, продуваемую всеми ветрами вересковую пустошь. Какое-то время она шла молча, а потом спросила:
— Ну и сколько ты ему дал?
— Двенадцать золотых монет.
