Тэд Уильямс - Трон из костей дракона
Ха! Саймон смотрел на грустное усталое лицо и улыбался. Моя память лучше, чем многие думают, лучше, чем у большинства простаков! Конечно, теперь в Хейхолте правит уже седьмой король — старый Престер Джон. Интересно, вставит ли его кто-нибудь в песенку?
Шестая статуя, ближайшая к правой ручке трона, была самая любимая: единственный урожденный эркинландер, когда-либо сидевший на престоле Хейхолта.
Саймон подошел поближе, чтобы заглянуть в глубокие глаза святого Эльстана, прозванного Рыбаком, потому что он пришел из народа рыбаков Гленивента, мученика, убитого огненным драконом Шуракаи, которого смог уничтожить только Престер Джон.
В противоположность Сожженному королю, стоявшему по другую сторону трона, лицо Короля Рыбака не было искажено гримасой ужаса, свет лучезарной веры пронизывал его, а глаза были устремлены вдаль. Давно умерший художник изваял Эльстана смиренным, исполненным благоговения, но в то же время необыкновенно смелым. В своих тайных мечтах Саймон часто представлял себе, что именно так мог выглядеть его собственный отец-рыбак.
Разглядывая каменные фигуры, Саймон внезапно почувствовал холод на своей руке. Боже! Он касался подлокотника трона. Судомой, прикоснувшийся к трону! Он отскочил на шаг, успев удивиться тому, что, пусть даже мертвые, останки огненного зверя могут быть такими холодными. На миг Саймону показалось, что статуи начали наклоняться к нему — тени поползли по гобелену, сердце у него сжалось, и мальчик отпрянул назад. Когда стало ясно, что на самом деле никакого движения не произошло, он поклонился трону и статуям со всем достоинством, на которое был способен, и попятился. Спокойно, спокойно, мысленно повторял он, не будь испуганным дураком. Наконец он нащупал дверь в холл — истинную цель своего путешествия.
Осторожно оглянувшись на успокаивающе неподвижную, но живую картину, он проскользнул в дверь.
В холле за тяжелым гобеленом — толстый красный бархат с вышитыми на нем сценами древней истории — находилась маленькая дверь на лестницу, которая вела в тайное помещение в углу южной галереи тронного зала. Ругая себя за мальчишескую трусость, испытанную только что, Саймон взобрался по ней. Наверх можно было протиснуться через длинную щель окна и взобраться на стену. Однако это оказалось труднее проделать, чем в септандере, когда он был здесь последний раз. Камни стали скользкими от снега, и дул сильный ветер. К счастью, стена была широкой, и Саймон, хотя и с некоторым трудом, оказался на нужном месте.
Теперь наступил момент, который нравился ему больше всего. Угол этой стены находился всего в пяти или шести эллях от орудийной башенки четвертого этажа Зеленого ангела. Отдыхая, он почти слышал звуки фанфар, шум битвы закованных в железо рыцарей под ним, в то время как сам он готовился прыгнуть под порывами свирепого ветра с мачты на горящую палубу.
То ли нога его соскользнула, когда он прыгал, то ли мысли были слишком заняты воображаемым морским сражением, Саймон приземлился скверно, на самом краю башни. Он сильно ударился коленом о камень, чуть не сорвавшись вниз, что бросило бы его на две долгих морских сажени до низкой стены у основания башни или даже в ров. От внезапного осознания опасности сердце его понеслось в немыслимом галопе. Саймон изловчился и съехал вниз, в пространство между торчащими зубцами башни, откуда прополз вперед, чтобы скатиться на дощатый пол.
Падал легкий снежок, он сидел неподвижно, сжимая свою пульсирующую ногу, и чувствовал себя ужасно глупо. Нога болела чертовски сильно, предательски вероломно; если бы он не понимал, что выгладит уж очень по-детски, то не мог бы сдержать слез.
Наконец он поднялся на ноги и захромал к башне. По крайней мере никто не видел и не слышал его мучительного приземления. Этот позор принадлежал только ему одному. Саймон пощупал карман — хлеб и сыр сплющились, но были вполне съедобны. В этом тоже можно было найти некоторое утешение.
Взбираться по лестнице с ноющей коленкой было трудно, но не годится добраться до Башни Зеленого ангела, самого высокого здания в Эркинланде, да и во всем Светлом Арде, и не подняться выше главных стен Хейхолта.
Башенная лестница была крутой и узкой, ступеньки, сделанные из чистого белого камня, какого не было больше нигде во дворце, были скользкими на ощупь, но надежно удерживали ступню. Обитатели замка говорили, что башня была единственной частью подлинного укрепления ситхи, оставшейся неизмененной.
Доктор Моргенс сказал однажды Саймону, что это неверно. Значило ли это, что башня тоже была перестроена или что в замке оставались и другие полноценные куски старого Асу'а, доктор не объяснял.
После пятиминутного подъема Саймон увидел, что он уже выше Башни Хьелдина.
Несколько зловещий купол башни, где Безумный король встретил свою смерть, глядел на Зеленого ангела через крышу тронного зала — так ревнивый карлик, когда никто не видит, мог бы глядеть на принца.
Каменная облицовка стен внутри башни изменилась: здесь камень был мягкого коричневого цвета, пересеченного мельчайшими нежно-голубыми узорами.
Отвернувшись от Башни Хьелдина, Саймон на минуту остановился там, где свет из высокого окна падал на стену, и попытался проследить за одним из голубых завитков, но вскоре у него закружилась голова, и мальчик сдался.
Когда Саймон решил, что карабкается уже несколько часов, лестница вывела его на сверкающий белый пол колокольни, сделанный из того же странного материала, что и лестница. Хотя башня тянулась вверх еще на сто локтей, сужаясь до подножия самого ангела, лестница кончалась здесь, где в ряд висели старинные бронзовые колокола. Они свешивались со стропил под сводчатой крышей, подобно радам важных зеленых фруктов. Сама колокольня была со всех сторон открыта холодному воздуху, так что звон колоколов, доносящийся из высоких окон Башни Зеленого ангела, могла слышать вся округа.
Саймон стоял, прислонившись к одной из шести опорных колонн из темного, гладкого, твердого как камень дерева. Жуя свою корку хлеба, он смотрел вдаль, на запад, где воды Кинслага вечно обрушивались на массивную морскую стену Хейхолта. День был темным, бесчисленные снежинки кружились в своем причудливом танце, и Саймон поразился той ясности, с которой мир у его ног представал его глазам. Крохотные суденышки бороздили мертвую зыбь Кинслага, озерные люди в однообразных черных плащах гнули спину, сидя на веслах. Вдали можно было смутно различить место, где из озера вытекала река Гленивент, начиная свое долгое путешествие к океану, извилистый путь мимо ферм и портовых городов. Устье реки охраняет остров Варинстен; за Варинстеном к западу нет ничего, кроме бесконечных, бессчетных лиг океана.
