Николай Бородин - Хозяин Пророчества
Мозг, впрочем, опомнился очень быстро, дав команду телу, вновь обретшему прежние силы, и паладин, даже как-то сам не понимая, что он делает, вскинул вверх сжатый кулак, проорав что-то мужественное и весьма соответствующее моменту. А за ним этот клич подхватил и весь отряд, до сих пор не верящий в свое спасение.
Наран-зун стоял в самом сердце всепоглощающего, непрозрачного свечения. Это белое сияние было чем-то сродни странному туману, не давая орку разобрать деталей происходящего вокруг, но самого себя он мог оглядеть вполне спокойно. Инстинкты бывалого воина, впрочем, говорили ему, что опасности нет. Вокруг простиралась песчаная гладь, затопленная ночной тьмой и освещенная редкими мигающими звездами.
Судя по карте созвездий, вождь оказался у врат пустыни, то есть ровно там же, откуда он исчез в реальном мире. Здесь чистый горизонт простирался под звездным светом, покуда хватало глаз, и нигде не было видно даже намека на громадные каменные изваяния. Наран-зун с некоторым облегчением отметил, что оно и к лучшему, и огляделся.
В сотне саженей от вождя горел костер, рядом с которым сидел орк, невозмутимо попыхивая трубочкой и глядя в огонь. Поразительная беспечность — сидеть посреди пустыни у источника света, представляя собой отличную мишень и не видя таящихся в тенях врагов. Даже подозрительно. Наран-зун, задумчиво прищурившись, зорко оглядел окрестности, уделив особое внимание кочкам, кустикам и малозаметной ряби на поверхности песка — именно в этих местах он сам бы устроил засаду.
Все выглядело на удивление безобидно. Несколько на пробу проткнутых ятаганом кочек не издали предсмертных стонов, но расслабляться было рано. Это значило лишь, что врагов нет в непосредственной близости. Постоянно сохраняя бдительность, вождь обошел костер по широкому кругу, пока не убедился в том, что сидящий у огонька орк, видимо, и впрямь один-одинешенек.
После чего вождь поразмыслил еще немного, приблизился к костру так, чтобы оказаться лицом к лицу с незнакомцем, и вступил в круг света. Сидящий у огня орк одарил Нарана мгновенным взглядом, означающим «я тебя заметил», и выпустил большой клуб дыма, очевидно изображающий приветствие. Вождь, приостановившись в сажени от костра, вопросительно согнул одну ногу, дождался широкого приглашающего жеста, мол, присаживайся, и опустился на песок, скрестив ноги. После чего устремил глаза на безмолвно сидящего напротив мужчину и неожиданно для себя натолкнулся на ответный взгляд.
Самым странным в незнакомце был даже не немыслимый для орка серый цвет глубоко посаженных, словно бы вечно уставших глаз. В глубине зрачков таилось нечто таинственное, на что обратил внимание Наран-зун, и это нечто пробудилось к жизни, выплеснувшись наружу незримой, но ощутимой волной. Перед внутренним взором внезапно затрепетавшего орка пронеслись битвы, воины, сверкающие клинки, ряды знамен, вожди, ведущие свои войска на победу или на смерть… И еще многое, чего было не описать словами — словно огонь поднимался по венам Наран-зуна; он чувствовал, как жаркий ветер грядущей славной битвы раздувает ему волосы, и он был готов…
И внезапно все кончилось. Вождь медленно сморгнул, приходя в себя. Сидящий напротив орк уже снова опустил глаза, глядя на пламя, и слегка улыбнулся. А потом впервые заговорил:
— Ну-ну, я же не хочу спалить тебя. Ты отличный боец, никто не смог бы провести разведку лучше тебя. Да, я видел, как ты обходил окрестности дозором, и прими мои похвалы.
Наран-зун, прищурив один глаз, изучающе глянул на собеседника, подумал, что сказать сейчас «кто ты такой, чтобы меня судить?!» было бы неразумным, и только кивнул. Потому что этот орк, как чувствовал вождь, только выглядел орком. Никто, даже дервиш, не мог бы сделать подобного…
— Это было пламя отваги.
Точно, пламя отваги. Вождь слышал об этом, но чтобы самому столкнуться в жизни!.. А этот орк, сидящий напротив, был…
На этот раз незнакомец не стал перебивать вождя, дав ему догадаться и высказаться самому. И Наран-зун спросил:
— Ты охотник, верно?
Охотник выпустил еще один громадный клуб дыма, видимо означающий утверждение:
— Я хочу спросить тебя, вождь. — Наран-зун согласно поднял брови. — Ты храбр, я знаю, иначе пламя отваги отстранилось бы, лишь коснувшись тебя. Оно наделяет силой лишь тех, кто сам не ведает страха. Но может испепелить дотла, если потерять голову. Однако кроме храбрости я чувствую в тебе нечто еще. — Охотник, вынув трубку изо рта, ткнул мундштуком в вождя, при этом продолжая глядеть на огонь. — Что важнее — храбрость или гордость?
Наран-зун с некоторым трудом удержался от того, чтобы снисходительно фыркнуть: его собеседник казался столь мудрым, а на деле не знал простейших вещей! Ведь храбрость и гордость суть две стороны одной монеты, и одно без другого немыслимо.
Но было что-то такое в этих словах… И в основании огромного монолита, в котором спаялись воедино храбрость и гордость пустынных воинов, появилась подозрительная трещина.
Может быть, охотник как раз знал это? И все равно задал такой вопрос… Зачем?
Наран-зун внезапно осознал, что ответ ему известен. Ведь кроме простецкой и доблестной отваги воина орк был наделен острым разумом вождя, объединившего все пустынные племена и действовавшего при этом не только силой.
На самом деле важнейшим будет то, что появляется раньше и служит достойной основой для другого, и не было никаких сомнений, что первой имеет право идти отвага. Храбрость открывает дорогу силе, а вместе они приводят к великим свершениям — и дают повод для гордости. Но гордость, возросшая на пустом месте, не подкрепленная собственной силой духа и достойными деяниями, а опирающаяся лишь, к примеру, на память о великих предках, — такая гордость преступна, она сродни клещу-кровопийце.
Все это пронеслось перед мысленным взором Наран-зуна в единый миг, и в следующее же мгновение вождь сказал свой ответ.
Охотник, не поднимая глаз от огня, безмолвно выпустил еще один громадный клуб дыма, но в форме этого облака неведомым образом читалось удовольствие.
— Вот что я тебе скажу, вождь. — Он снова ткнул трубкой в сторону Наран-зуна. — Отвергать помощь храбрых союзников из-за собственной гордости — это глупость. Ты ведь знаешь это не хуже меня, верно? — Охотник усмехнулся, скорее почувствовав, чем увидев скользнувшую по лицу Наран-зуна досадливую гримасу. Кто же любит нравоучения? — И ты также знаешь, что судьба к тебе воистину благосклонна, она свела тебя с храбрейшими вождями всех прочих народов. Ты оттолкнешь ее длань? Ответь от своего сердца.
