Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ
— Да уж получше, чем вы в вашем замке, где одни только старухи да солдаты, — отвечал Фома. — Не хотел я вам говорить раньше времени, сир де Керморван: нынче я уплываю на том самом английском корабле, что доставил вам зерно.
Ему подвели коня, и Фома уселся в седло. Копейщик его уже был верхом, а лучники медленно приближались к своему господину, не сводя глаз с сира Ива.
— Вы украли кувшин у одной женщины и честь — у другой, — сказал сир Ив. — А теперь считаете свои дела в Керморване законченными?
Фома пожал плечами:
— Той женщине я заплатил, хотя полагаю, что в разговоре с вами она и словечком об этом не обмолвилась, старая чертовка; что до девушки — за всю ночь ни разу она ни на что не пожаловалась…
— Может, она и жаловалась, да вы не слышали?
Фома нахмурился:
— Никогда в жизни я не прикасался к женщине против ее воли. Потом, бывает, наступает у них раскаяние, но этого я предвидеть не могу. Иногда раскаяние и не наступает. А если вы так и будете жить отшельником, то так и не узнаете, каково это — быть молодым.
Тут он развернул коня и поскакал прочь.
А Эсперанс обратился к сиру Иву:
— Пусть англичанин уезжает с миром, мой господин. Я мог бы снять его стрелой, или догнать и изрубить его мечом, или натравить на него наших крестьян. Я мог бы даже пробраться на корабль и загрызть его спящего — но он везет важную новость графу Уорвику в Кале, и нельзя его останавливать.
Ив хотел было спросить — какую новость, но Эсперанс уже ушел: должно быть, Ив слишком долго раздумывал над услышанным и потерял счет времени. С ним такое случалось, и чем дольше — тем чаще.
Глава одиннадцатая
ОСАДА КАЛЕ
Фома Мэлори вбежал в казарму — темные, коротко остриженные волосы слиплись, лицо раскраснелось. Схватил кувшин, махом допил тухловатую воду, вытер губы, улыбнулся окружающим — а смотрели на него кисло, но Фома к таким взглядам привык и просто кивнул в знак приветствия.
— Стрелы привезли? — спросил он, все еще задыхаясь.
— Если и привезли, — после паузы взял на себя труд ответить один из сержантов, — то не сюда.
Фома ничего больше не сказал и выскочил наружу.
— Какой бодрый, — заметил сержант, которого звали Лиамонд.
Кругом засмеялись, негромко, потому что Фома не успел отойти далеко.
— Это он после той истории, — понизив голос, заговорил Лиамонд. — Хочет, чтобы его запомнили в казарме и у ворот Кале, но только не в доме Элеоноры Бакхилл. — Он обвел взглядом остальных: — Не слыхали, как Фома навещал Элеонору Бакхилл? Да весь Кале, наверное, слышал…
Собеседники его дружно мотали головами, так что Лиамонд наконец начал рассказывать:
— В общем, случилось так: Бакхилл, торговец тканями, в прошлом году привез из Саутгептона молодую жену и засунул ее, как репу в грядку, в свой толстый дом недалеко от гавани Кале. Сидеть, как репа, Элеоноре было скучно, вот она и придумала себе развлечение — ходить на рынок.
— Кого трудно представить себе на рынке, так это шерифского сынка Фому, — со смешком заметил молодой сэр Артур Уоллис. Он частенько засиживался за разговорами с простыми солдатами, за что пользовался их большой любовью.
— Фома ли сам там побывал, его ли копейщик, которого он зовет Хамфри, — не слыхали? Ну тот, верзила… Словом, Элеонору они быстро приметили, и Фома тотчас пошел на штурм. Слово за слово, не знаю уж, чем он ее взял, только она начала ему отвечать. А торговец тканями — человек пожилой, опытный и неглупый. На Элеоноре-то он женился по сильному влечению, но головы не потерял. И вот он замечает, что любезная его репа спокойно толстеть отказывается, а вместо того то и дело совершает прогулки — то в церковь, то на рынок. Это показалось ему подозрительно.
— Ха! — фыркнул молодой сэр Артур. — Фома-то!..
— Денег у Фомы, как обычно, не водилось, — продолжал бойкий сержант, — но он ухитрился взять заем. Говорят, ради этого он нарочно ездил в Голландию и стакнулся там с евреями.
— Погоди-ка, — перебил молодой сэр Артур, — разве Фома ездил в Голландию?
— Ездил в прошлом году — и точно говорю вам, — сержант обвел глазами всех своих слушателей, — и влез там в долги самым постыдным образом.
— А теперь вон бегает с мечом, глаза блестят, — хмыкнул сэр Артур. — Герой и рыцарь с головы до ног.
Лиамонд видел, что молодому сэру Артуру очень по душе пришелся его рассказ, и потому он продолжил с еще большим воодушевлением:
— Оттого и бегает Фома, задрав меч, что хочет скрыть свои темные делишки… Так что Элеонора? Он дарил ей подарки, Фома-то, а она, как все женщины, быстро размякла. Женское сердце при виде побрякушек становится как пудинг, вот Фома и начал от этого пудинга лакомиться. И до того долакомился, что потерял всякую осторожность. Как-то раз возвращается в дом торговец тканями — по правде сказать, ему давно уже намекали, и он решил удостовериться… Стало быть, входит он в дом…
— А там Фома! — захохотал другой сержант.
Лиамонд хлопнул его по плечу:
— Верно говоришь, товарищ! Фома в комнатах у своей любезной дамы. Та, говорят, зарыдала и хотела мужу во всем признаться, но Фома ей рот рукавом завязал, чтобы не голосила. И ничего умнее не придумал, как переодеться в женское платье.
— Не может быть! — ахнул сэр Артур. — Как до такого мог докатиться сын члена Парламента!
Но Лиамонд понимал, что эта история нравилась сэру Артуру все больше и больше.
— Точно вам говорю, — повторил сержант, — нацепил на себя Фома женское платье и говорит: мол, сойду за подругу. Тут Элеонора сорвала рукав, которым Фома завязал ее рот, и как закричит на Фому: «Дура!»
Вокруг захохотали:
— Так и закричала — «дура»?
— Точно вам говорю, товарищи! Она ведь женщина, а у женщин ум устроен совершенно иначе, чем у мужчин. И если мужчина с первого взгляда распознает в другом человеке его суть, то есть костяк, нрав и происхождение, то женщина не глядит далее одежды и прически. Только что лежала она в объятиях молодого мужчины, но как только переоделся он девицей, так сразу увидела она перед собой девицу, а о молодом мужчине позабыла! И кричит ему: «Дура! Зачем ты завязала мне рот?»
Сэр Артур смеялся так, что слезы выступили у него на глазах.
— А шериф Мэлори знает? — выговорил он.
— Больно много дела шерифу до проказ его сына! — ответил Лиамонд.
— Ну а торговец тканями — что? Он-то мужчина, он должен был увидеть, кто перед ним, девица или нет! — настаивал сэр Артур.
— Торговец тканями малый не промах, вытащил он длинный нож и набросился на Фому. «Будешь, — говорит, — знать, как навещать чужих жен!» Фома тут разом позабыл о том, какое на нем платье, тоже вытащил нож — и давай отбиваться! А потом подхватил левой рукой подол длинного платья и как хлестнет торговца тканями прямо по глазам! Пока тот приходил в себя, Фома, как был в женском платье, выскочил из дома — и бежать…
