Память льда - Эриксон Стивен

— А позвольте спросить, господин?

— Валяй.

Старик разогнул спину, повернулся к хозяину и отер вспотевшее лицо.

— Может, это и не моего ума дела, но если у нас появились незваные гости, то разве мы не должны принять какие-то меры?

— Знаешь, дорогой Эмансипор, хотя я и не люблю понапрасну терять своих демонов, однако не считаю, что каждый, покусившийся на них, непременно имеет злые намерения. Конечно, мне нужно было бы отпустить сиринта восвояси, но это рискованно. Сдерживающие заклинания находятся не только на его цепи. Основные я поместил на ошейнике. Подавить их силу не так-то легко. Наберемся терпения. Рано или поздно наш незваный гость обязательно покажется.

— Оставь меня здесь, когда выйдешь к нему, — зашептал в ухо мага Таламандас. — Этот человек опасен и вероломен. Я не хочу вторично попадаться ему на глаза.

Быстрый Бен молча пожал плечами, и Таламандас беззвучно спрыгнул вниз. Улыбнувшись, малазанец вышел из магического Пути и принялся отряхивать пыль с одежды.

Человек на диване медленно закрыл книгу и, не поднимая головы, приказал:

— Эмансипор, принеси нам с гостем вина.

Слуга обернулся и ошеломленно уставился на Быстрого Бена:

— Худ меня побери! Откуда он появился?

— Стены имеют уши, глаза и все прочее. Лучше поторопись с вином, Эмансипор.

Наконец хозяин дома поднял голову. Их глаза встретились.

«Смотрит не мигая, как ящерица. Ну и пусть. Я всегда был не робкого десятка, меня так просто не испугаешь».

— Вино? Замечательно. Что ж, я не откажусь от угощения, — непринужденно произнес на даруджийском Быстрый Бен.

— Только выбери такое, где букет побогаче, — бросил некромант слуге, который уже открывал боковую дверь.

Ворона перестала расхаживать туда-сюда. Задрав голову, она внимательно глядела на посетителя. Видимо, Быстрый Бен ничем ее не заинтересовал, поскольку через мгновение птичьи коготки вновь застучали по мрамору.

— Прошу садиться. Меня зовут Бошелен, — представился хозяин.

— Быстрый Бен, — произнес в свою очередь маг и уселся в плюшевое кресло, стоявшее напротив дивана.

— Любопытное имя. И должен заметить, весьма вам подходящее. Не каждому удается ускользнуть от нападения демона-сиринта. Если не ошибаюсь, он бросился на своего освободителя?

— Не ошибаетесь, — усмехнулся Быстрый Бен. — Мне понравилась ваша хитроумная уловка. На ошейнике вы поместили еще одно заклинание, повелевающее убить всякого, кто освободит демона. На вас, надо думать, оно не распространяется.

— У меня нет обыкновения освобождать своих пленников, — сказал Бошелен.

— И вы никогда не делаете исключений?

— Любые исключения губительны для магических заклинаний и ослабляют их. Мне это ни к чему.

— Бедные демоны!

— Я не испытываю сочувствия к орудиям, которыми пользуюсь, — усмехнулся некромант. — Вы же не станете оплакивать кинжал, если он вдруг сломается, вонзенный в чью-то спину.

— Все зависит от того, убил ли он моего противника или только разъярил его до потери рассудка.

— В таком случае как бы вам не пришлось оплакивать собственную участь.

— Я пошутил, господин Бошелен.

Некромант слегка повел бровью.

Воцарилась неловкая пауза, нарушенная возвращением Эмансипора с подносом. На подносе стояли запыленная бутылка и два хрустальных бокала.

— Что ж ты не принес бокал и для себя тоже? — спросил Бошелен. — Как ты успел убедиться, я всегда отношусь к слугам благожелательно.

— Благодарю вас, хозяин. Я уже глотнул внизу.

— А почему там?

— Хотел убедиться, что у вина подходящий… букет, как вы изволили выразиться.

— Убедился?

— Не уверен, что я правильно понимаю, что означает «букет» применительно к вину.

— Вот как? Надо будет восполнить этот пробел в твоем образовании. Хороший слуга обязан знать подобные вещи. В данном случае имеется в виду многообразие оттенков вкуса того или иного напитка. Букет — противоположность всему пресному, вроде воды или скверного эля. Недаром про плохой эль говорят, что он отдает деревом. Букет, друг мой, рождает воспоминания о чем-то душистом, благоуханном, вроде цветков нарцисса или наперстянки.

— Но ведь упомянутые вами цветы ядовиты, — заметил Быстрый Бен, ощутив легкую тревогу.

— Однако при этом красивы и обладают приятным запахом. Вы согласны? Вряд ли кто-то из нас склонен поедать цветы. Я назвал два этих растения для примера, чтобы Эмансипору было легче понять смысл слова «букет».

— Ясно, — стараясь не выдать своей настороженности, улыбнулся гость.

— Прежде чем ты наполнишь наши бокалы, хочу спросить тебя, любезный Риз: какой привкус остался у тебя во рту, когда ты попробовал вино? Горьковатый или сладкий?

— Э-э-м, вино было довольно густым, господин. А на вкус как железо.

Бошелен встал и протянул руку к бутылке. Он поднес ее к глазам, затем принюхался:

— Ну ты и дурень, Эмансипор! Это же кровь из коллекции Корбала Броша. Я велел тебе смотреть не на той полке, где ты шарил, а на противоположной. Верни бутылку в погреб.

Морщинистое лицо побледнело, словно лист пергамента.

— Вы сказали… кровь? Чья?

— А какая разница? Не все ли тебе равно?

Эмансипор ошалело глазел на хозяина.

— Судя по виду вашего слуги, господин Бошелен, ему не все равно, — заметил Быстрый Бен.

Ворона захлопала крыльями и несколько раз каркнула.

У бедного старика подкашивались ноги. Поднос закачался. Бокалы жалобно зазвенели. Нахмурившись, Бошелен вновь забрал у Риза бутылку и еще раз понюхал содержимое.

— Я не слишком разбираюсь в таких тонкостях, — пробормотал он, возвращая злополучную бутылку на поднос, — но мне кажется, что здесь кровь девственницы.

— Как вы это определили? — снедаемый любопытством, поинтересовался Быстрый Бен.

— Весьма просто. Запах совсем пресный. Никакого букета.

«Худ вас побери с вашими замыслами!»

Скрючившись, Паран сидел на одной из нижних скамеек в Главном зале Невольничьей крепости. Пахло пылью. За окнами наступила ночь. Факелы теперь давали больше дыма, чем света. Пол в зале был поднят, обнажая подземелье и ряды пропыленных остроносых челнов. Баргасты торжественно вынесли оттуда все спеленатые трупы, но для Парана эти лодки почему-то значили намного больше костей, обернутых в полуистлевшие тряпки. Древние суда как будто таили в себе некие истины, способные перевернуть всю его жизнь, если только он сумеет их понять.

Вспышки боли в животе стали слабее. Парану думалось, что теперь он разгадал причину своего недуга. Он никогда не стремился к власти и не совал нос в магию, однако жизнь сталкивала его и с тем, и с другим. К счастью, она не вложила в его руки меча, подобного Драгнипуру, дабы разить врагов повсюду, прислушиваясь лишь к холодному голосу справедливости. И все же он ощущал некую магическую силу. Это она сделала его восприимчивым к невидимым потокам, дала знания о взаимосвязи всего, что есть в живой и неживой природе. Он, Ганос Паран, ненавидевший власть, вдруг оказался арбитром. Укротителем силы, которая устанавливала правила для игроков, привыкших делать все, что им заблагорассудится, и не допускавших никаких покушений на собственную свободу.

«Мое положение хуже, чем у государственного судьи в Унте. Того должность обязывает руководствоваться исключительно буквой малазанских законов. Но попробуй их соблюсти, если на тебя давят со всех сторон, начиная от соперничающих торговых гильдий и заканчивая самой императрицей. „Поддеть и проглотить, столкнуть и утопить“. Недаром говорят, что это воровское правило заменяет все малазанское законодательство. Природа власти такова, что все простое и ясное превращается в кошмарный лабиринт. Вот мое тело и сопротивляется навязанной власти как может».

Паран был здесь совсем один. Сжигатели мостов куда уютнее чувствовали себя в казармах джидратов, где они сейчас напропалую пили и развлекались вместе с хозяевами — полусотней уцелевших местных гвардейцев, что охраняли Невольничью крепость. Жрецы из Совета масок удалились в свои покои.