Раймонд Фейст - Слуга Империи
Его рывок отнюдь не был преждевременным. Едва Кевин выпутался из шелковых занавесок, на отряд посыпались вражеские стрелы.
Просвистев в воздухе, они вонзались в землю и ударялись о доспехи с зловеще-однообразным звуком, напоминающим об ударах карающих дланей. Кенджи упал первым, успев выкрикнуть последний приказ. Стрелы непрерывно барабанили по доскам пола перевернутого паланкина: теперь пол стоял перед Марой как стена или как баррикада.
— Это засада, — прохрипел Кевин ей в ухо, тогда как она отбивалась кулаками, стараясь вырваться из его объятий. — Не шевелись.
Стрела насквозь пропорола подушку и пропахала канавку в земле. Увидев это, Мара присмирела. Потрясенная внезапностью нападения, она прислушивалась к крикам оставшихся в живых воинов, которые, исполняя приказ умирающего офицера, бросились сверху на носилки, чтобы прикрыть Мару своими телами.
Положение было отчаянным. Стрелы сыпались градом. От досок в основании паланкина летели щепки. Кевин попробовал выглянуть наружу и тут же почувствовал, будто кто-то острыми граблями прошелся наискосок по его плечу. Он разразился коротким проклятием, быстро нырнул назад и рывком содрал с себя рубаху раба.
Двое воинов, которые находились ближе всех к Маре, умирали. Стрелы настигли их, когда они бросились на защиту хозяйки. Но теперь холодный свист стрел сменился лязгом мечей: те, кто напал на них, выскочили из леса и завязали бой с немногочисленными воинами Акомы, которые еще оставались на ногах.
— Быстро, — бросил Кевин рабам-носильщикам, оцепеневшим от страха, и протянул им свою рубаху. — Заверните в это госпожу. Яркая одежда делает ее слишком заметной мишенью.
Один из носильщиков ответил ему нерешительным взглядом.
— Делай, как я говорю! — прикрикнул Кевин. — Ее честь обратится в прах, если она умрет.
Еще одна группа воинов, скрывавшихся в лесу, бросилась в атаку. Те немногие из людей Мары, которые уцелели, окружили носилки редким кольцом. Их было слишком мало — жалкая преграда на пути лавины врагов. От дальнейших уговоров Кевину пришлось отказаться: чужак с мечом, отделившись от толпы сражающихся, собирался напасть на него сзади. Кевин подхватил с земли клинок, который, по-видимому, выпал из рук кого-то из погибших воинов Акомы, обернул собственное запястье сорванной занавеской и, круто развернувшись, приготовился убивать, пока сам не будет убит.
***Дома, во владениях Акомы, Айяки, сердито насупившись, исподлобья смотрел на Накойю. Лицо у него горело сердитым румянцем и кулаки были крепко сжаты: Накойя с двумя рабами и нянькой — все вместе — готовились к вспышке гнева, какой обычно не приходится ожидать от девятилетнего мальчика.
— Не стану я это надевать! — крикнул Айяки. — Оно оранжевое, а этот цвет носят Минванаби.
Накойя посмотрела на одежду, которая вызвала у наследника Акомы столь резкий протест: шелковый кафтанчик застегивался на черепаховые пуговицы, которые можно было — при наличии воображения — назвать оранжевыми. Действительной причиной этого спора было то, что Айяки предпочитал вовсе не носить никакой одежды в разгар лета, в жаркие и душные дневные часы. Взрослые пытались убедить его, что наследнику столь знатного рода не пристало носиться по коридорам нагишом, как дети рабов; но все эти увещевания он просто пропускал мимо ушей.
Однако за спиной Накойи был многолетний опыт обращения со своевольными детьми Акомы. Она схватила Айяки за напрягшиеся плечи и хорошенько встряхнула его:
— Молодой воин, ты будешь носить ту одежду, которую тебе дают, и вести себя как положено властителю, которым ты станешь, когда вырастешь. Если будешь и дальше упрямиться — проведешь утро за чисткой грязной посуды вместе с поварятами.
У Айяки расширились глаза.
— Ты не посмеешь! Я не слуга и не раб!
— Тогда не веди себя как они и оденься как подобает благородному господину.
Схватив Айяки за запястье, Накойя решительно потащила его через спальню к слуге, который ждал с кафтаном наготове. Несмотря на недуг, из-за которого ее пальцы опухли и с трудом сгибались, у нее все еще была железная хватка.
Айяки перестал упираться и просунул стиснутый кулачок в подставленный рукав. Затем он остановился, нахмурившись и растирая запястье, на коже которого остался багровый след от пальцев советницы.
— Теперь другую руку, — сердито бросила Накойя. — И больше никаких глупых штучек!
Айяки неожиданно воспрянул духом и с усмешкой повторил:
— Больше никаких глупых штучек.
Затем без возражений он предоставил слуге возможность надеть рукав на вторую руку, и вскоре ненавистный кафтан водворился на его плечах. Тогда Айяки с победоносной улыбкой поднял руку к верхней черепаховой пуговице и в мгновение ока оторвал ее.
— Кафтан мне подходит, — вызывающе заявил он. — Но носить оранжевое я не буду!
— Дьяволенок! — так и ахнула Накойя. От негодования она шлепнула его по щеке, что заставило мальчишку разразиться возмущенным воплем.
Он заорал так громко, что слуги вздрогнули. Стражники в коридоре невольно отвлеклись и не услышали, как мягко приземлился на пол некто в черном, метнувшийся через окно в комнату.
Внезапно слуга, стоявший ближе всех, покачнулся и упал с ножом в спине, не успев даже вскрикнуть, а в следующий момент второй слуга свалился с перерезанным горлом.
Накойя почувствовала глухой удар падения тела на деревянный пол. Постоянное ожидание опасности, с которым она жила долгие годы, не подвело ее и на этот раз. Она наклонилась, схватила наследника Акомы, который все еще продолжал реветь, и изо всех сил толкнула его в угол. Он покатился и застрял Между спальной циновкой и подушками, разбросанными в обычном утреннем беспорядке.
Главная советница позвала стражу, но ее слабый старческий голос никто не услышал. Айяки в это время вопил, ослепленный яростью, и безуспешно пытался выпутаться из постельного белья. Только Накойя видела грозящую ему опасность: жизнь покидала слуг, истекающих кровью на полу детской.
При виде фигуры в черном одеянии братства убийц из уст Накойи вырвался невнятный возглас. Злодей извлек из-за пояса другой нож и пальцами левой руки сделал петлю на шнурке. Его лицо было скрыто колпаком из тонкой черной ткани, на руках натянуты перчатки. Сквозь прорези колпака было видно только, как горят фанатическим огнем глаза, устремленные на намеченную жертву — на мальчика, который был наследником Мары. Одна Накойя преграждала наемнику путь. Нож уже был занесен для броска, чтобы сразить ее.
— Нет!..
В тот самый момент, когда нож вылетел из его руки, Накойя, пригнувшись, бросилась вперед и вцепилась в левую руку убийцы. Как иначе могла бы она помешать ему пустить в дело роковой шнур, приготовленный для горла Айяки? Кинжал просвистел над головой первой советницы и вонзился в оштукатуренную стену.
