Раймонд Фейст - Слуга Империи
Кейок поднял руку, как будто собирался почесать подбородок, а затем передумал. Вместо этого он взял Мару за руку и осторожно усадил в носилки.
— Да пребудет с тобой милость богов, госпожа. Кейок отступил, и Мара махнула рукой носильщикам, чтобы они подняли носилки. Затем Кенджи дал команду выступать, и маленький отряд двинулся в путь. Не успел Кевин тронуться с места, чтобы занять свое место рядом с носилками, как Кейок поймал его за локоть и удержал все еще сильной и твердой рукой.
— Береги ее, — сказал он с такой настойчивостью в голосе, какой Кевин никогда прежде у него не слышал. — Не допусти, чтобы с ней случилось что-нибудь дурное, иначе я пну тебя чем-нибудь потяжелее, чем мои походные сандалии.
Кевин беззаботно ухмыльнулся:
— Кейок, дружище, если с Марой случится беда, то тебе придется удовольствоваться пинками по моему трупу, потому что к этому времени я уже буду мертв.
Военный советник кивнул, соглашаясь, что Кевин сказал правду. Он отпустил раба и быстро отвернулся; тем временем эскорт и носильщики уже растворились в дымке тумана. Кевин поспешил вдогонку, то и дело оглядываясь через плечо. Мидкемиец уже не был здесь таким чужаком, каким был когда-то, и сейчас он мог бы поклясться, что у старого, опытного солдата тяжкий груз лежал на душе.
К тому времени как восходящее солнце разогнало туман в долинах, Мара и ее почетный эскорт углубились в лес, покрывавший подножия Кайамакских гор. Прежде чем началось дневное движение караванов и заспешили в обоих направлениях ранние гонцы, процессия Акомы свернула с главной дороги на узкую тропу, которая забиралась все дальше в чащу. Дневной свет с трудом проникал сквозь здешние дебри; задержавшийся туман и шум капель, падающих с мокрых деревьев, усиливали гнетущее впечатление, которое и без того производил на путников этот лес. К тому же, несмотря на ранний час, под деревьями было душно и жарко.
Командир отряда Кенджи остановил свою маленькую колонну для короткого привала и позволил смениться носильщикам Мары. Эскорт был слишком мал, чтобы включить в него еще и мальчика-водоноса, и рабам приходилось носить кувшины от придорожного источника. Им помогал Кевин, которому больно было смотреть, как они выбиваются из сил. Мара не была тяжелым грузом для переноски, но сегодня она очень спешила, и носильщики, с которых пот стекал ручьями, дышали с трудом.
С кувшином в руке Кевин встал на колени у края тихого болотистого озерца. Заглядевшись на необычный оранжевый мох, которым поросли берега озерца, и на рыбьи стайки, мелькающие в тростниковых зарослях на мелководье, он лишь краем уха уловил обрывок разговора между Кенджи и Марой.
Оказалось, что разведчик, которому было поручено продвигаться на некотором расстоянии позади отряда и наблюдать за тропой — на тот случай, если кто-либо идет за ними следом, — запоздал с донесением.
— Придется задержаться и подождать его, — принял решение офицер. — Если он не появится в течение ближайших минут, я предлагаю послать другого воина разузнать, в чем дело, а всем остальным пока укрыться за теми деревьями.
Ухмыльнувшись про себя, Кевин нагнулся, чтобы наполнить кувшин. Разведчик, о котором шла речь, — сметливый и изобретательный весельчак по имени Джурату — любил поразвлечься. Минувшей ночью он допоздна играл в карты с приятелями. Если казарменные байки о количестве вина, которое он влил себе в глотку, хотя бы наполовину справедливы, то, вероятно, окажется, что он просто идет гораздо медленнее, чем ожидалось, поскольку с похмелья еле ноги передвигает.
Один из солдат так и сказал Кенджи, а затем добавил, что сюда время от времени наведываются серые воины и Джурату, возможно, задержался, чтобы понаблюдать за их действиями. Другой сухо предположил, что Джурату, может статься, торгуется с этими отщепенцами за бурдюк вина. Кевин тихонько засмеялся: если бы не присутствие самой властительницы, подобная выходка несомненно была в духе Джурату. Подумав о серых воинах и нескольких своих сотоварищах-мидкемийцах, которые сбежали и теперь укрывались в этих лесах, Кевин, поднявшись, вгляделся в заросли деревьев.
Туман рассеивался. Лучи солнечного света пронизывали шатер ветвей. Если бы Кевин хоть отчасти не был готов к тому, чтобы увидеть признаки человеческого присутствия, он прозевал бы тот момент, когда там, в листве, быстро мелькнуло и сразу пропало чье-то лицо. Тонкий крючковатый нос явно не принадлежал Джурату, да и шлем был совсем не такой.
Руки Кевина напряглись и дрогнули; вода пролилась из наклонившегося кувшина. Нельзя было ни крикнуть, ни даже побежать: ведь тогда затаившийся наблюдатель понял бы, что его заметили. Превозмогая дрожь в коленях, Кевин повернулся спиной к источнику. Подражая шаркающей походке ко всему безразличного раба, он отправился назад, к каравану Мары.
Каждый шаг требовал напряжения всех душевных сил. У Кевина зудела кожа между лопатками, словно в любой момент он ожидал страшного удара стрелы.
Дюжина шагов, которые отделяли его от Кенджи и носилок Мары, казалось, отняли вечность. Кевин заставлял себя двигаться как ни в чем не бывало, в то время как мысли лихорадочно метались у него в голове. А тут еще, как назло, занавески в носилках с треском раздвинулись, и Мара уже собралась высунуться наружу, чтобы обратиться к Кенджи.
Страх, будто молния, ударил по нервам Кевина. Вцепившись намертво в кувшин с водой, он мысленно внушал женщине: «Отклонись назад! Спрячься в полумраке носилок!»
Но Мара не спряталась. Она распахнула занавески еще шире и, подняв взгляд на Кенджи, уже открыла рот, чтобы заговорить.
Чутьем угадав, как близка опасность, Кевин больше не стал медлить. Он неловко споткнулся о камень и выплеснул содержимое кувшина на властительницу и ее офицера. Более того, он оказался настолько неуклюж, что растянулся во весь рост, ввалившись плечами и грудью внутрь паланкина.
От неожиданности и возмущения у его госпожи вырвался крик, который прозвучал глухо под тяжестью литого торса Кевина, когда он опрокинул ее на спину, глубоко вдавив в подушки и загородив собою, как живым щитом. Заодно он умудрился также перевернуть паланкин набок, превратив носилки в бруствер.
Его рывок отнюдь не был преждевременным. Едва Кевин выпутался из шелковых занавесок, на отряд посыпались вражеские стрелы.
Просвистев в воздухе, они вонзались в землю и ударялись о доспехи с зловеще-однообразным звуком, напоминающим об ударах карающих дланей. Кенджи упал первым, успев выкрикнуть последний приказ. Стрелы непрерывно барабанили по доскам пола перевернутого паланкина: теперь пол стоял перед Марой как стена или как баррикада.