Ника Ракитина - Ясень
— А сама прогоняешь, — мне было хорошо от ее слов.
Керин покачала головой и сказала почти по-детски:
— Я не буду больше…
Мы долго сидели молча, и я чувствовала, как ее теплое плечо касается моего.
— Наири, — сказала она вдруг спокойно и твердо, как говорила при старшинах, — пойдешь ты со мной в Казанное Святилище?
Так это было внезапно, что я растерялась:
— Да… Но только зачем? Женщин туда не пускают…
— Пустят.
И, помолчав, добавила:
— Я хочу говорить с волхвами.
Мне было жутко. Нечасто приходили сюда даже воины-мужчины, а уж женщины… Но Керин бесстрашно шла вперед, и мне нельзя было отступать.
Метелки трав били ее по коленям, по подолу холщовой рубахи; оттягивал пояс меч, — но она все равно будто летела, едва приминая траву босыми ногами. Последний луч солнца сверкнул на бусинах головной повязки, и Керин вступила в пахучую сырую темь, словно погасла. Как я испугалась за нее: будто предвидела сердцем нашу дорогу и страшный ее исход…
Мы шли. Старые ели шуршали над нами, протягивая лапы, точно костлявые высохшие руки. Бороды мха свисали с них, и серая разорванная паутина качалась на ветках. Густая слежавшаяся иглица устилала землю, изредка сверху тяжело и бесшумно падали капли. Лес был тихий-тихий, будто спящий — день с его звонким ветром остался сзади, словно боясь потревожить синий мохнатый сумрак, поселившийся тут.
Тропинка вела нас вниз, петляя между стволов, а потом исчезла, растворилась в поросли густых папоротников, и мы увидели три костра — негасимый огонь Громовникова Яра. Темный, обомшелый, почти врос в землю бог пожаров и сеч. Оплели подножие дикие травы, растрескался, покрылся морщинами каменный лик. Но все так же яро и давяще взирали пустые глазницы, и губы были черны — или это сыграли шутку блики огня?
Мне стало зябко: неужто, Керин пришла просить помощи у грозного бога, неужто склонится перед ним, как склоняются издавна воины, положив на стесанный камень меч?
Она прошла мимо.
Темнота леса внезапно отступила, исчезла, и глазам открылось в сиянии солнца Казанное Святилище.
Оно походило на холм, сложенный из грубо тесаных каменных плит, и не верилось, что человеческие руки могли сотворить такое. И разве человеческие руки изукрасили стены резьбой и знаменьем — красками, которые не смогли одолеть ни непогода, ни время? И уж верно не человеческие руки зажгли в нишах по обе стороны ворот негасимые костры, отражавшиеся в темной воде озера, подобно огненным глазам божества…
Здесь, у Казанного Святилища, волхвы избирали жертвы Дракону. И как ни была я привычна принимать с усмешкой знаки слепой веры, но тоже ощутила трепет и страх. Вернулись ко мне легкий дождик и ежащиеся под ним четыре десятка парней и девчонок — испуганных, растерянных… и я среди них. Вокруг стена стражников в железе. И бродят меж до срока оплаканными и в душе похороненными закутанные в медвежьи шкуры волхвы. Неведомо, по каким приметам отбирая десяток жертв. А за одним из волхвов след в след шагает глашатай Старшинской Вежи и царапает ножом бересту.
Потом нас повезут в закрытых повозках в Ясень, чтобы прилюдно надеть браслеты Избрания и объявить нам о вечной благодарности города. И мне понятно, что словами о высоком долге прикрыта подлость, и я не могу изменить ничего, никого не могу спасти. Только сделать, как сделала, добровольно отдавшись Послам Дракона. И умереть, как умирали за меня…
Озеро преградило нам путь, но у самого берега качался челн. Со дна его поднялся служка, молодой еще, в серой рубахе до пят. Недоумение отразилось на заспанном лице, когда он разглядел нас. И немудрено: мы пришли с пустыми руками, без даров и жертв, да и женщин в капище не пускали, алтарь Верпеи Пряхи был дальше в лесу, на холме.
Прежде чем я успела задержать Керин, она легко сбежала по обрыву и остановилась перед служкой, придерживаясь, чтобы не упасть в воду, за ракитовый куст. От ее движения по обрыву потекли струйкой мелкие камешки. Служка проводил их испуганным взглядом. Затем так же испуганно уставился на Керин.
— Вы заблудились, что ль?
— А разве это не Казанное Святилище?
— О-оно…
— Ты перевозчик? Перевези нас туда.
Схватившись в ужасе за щеки, я клубком скатилась к озеру. И вовремя. Служка ошалело замахал руками, пошатнулся и с плеском рухнул в воду. Керин прыгнула в челн и схватила служку за руку и пояс, едва не отправившись за ним. Я подскочила, и вдвоем мы выволокли беднягу. Весь вымокший, сидел он на дне челна, стучал зубами, а я взялась за весло.
Святилище приближалось с каждым его взмахом, и хотя не видно было ни души, мне все чудился чей-то пристальный взгляд.
Днище заскребло по песку. Берег здесь был низкий, заросший травой. Керин первой выбралась из челна.
— Спасибо тебе, — сказала она вконец онемевшему пареньку. — Сними рубашку, мы выкрутим. Нельзя же в мокром…
Служка выскочил на берег, опять замахал руками и испуганно оглянулся на мертво молчащее Святилище.
— Плывите назад! Накажут!
Я готова была последовать его совету, но Керин покачала головой:
— Нет. Спасибо тебе.
И ободряюще улыбнувшись ему, пошла к воротам. Ворота распахнулись сами собой, я бросилась вслед за Керин, а служка, подобрав мокрый подол, побежал за нами. И едва он пересек порог, ворота захлопнулись. Стало темно, так темно, что я не различала впереди Керин. Служка посапывал за спиной, и вдруг семь огней вспыхнули перед нами, и, заслоняя их, встали семь темных фигур, недвижных, как изваяния.
— Что вам надо, женщины? — прозвучал, будто ниоткуда, гулкий холодный голос.
Глаза привыкли понемногу: я уже ясно различала Керин. Прояснились очертания низких сводов и хорошо теперь были видны волхвы — рослые длиннобородые старцы в медвежьих шкурах. Керин перед ними казалась совсем маленькой.
— Я пришла спросить, — сказала она громко.
Волхвы шевельнулись, и прозвучал тот же голос:
— Ты явилась к богам без даров и с оружием, женщина, и еще смеешь спрашивать?
— Это же Золотоглазая! — крикнула я, и сама убоялась своей смелости.
— Перед богами все равны, — бесстрастно ответил голос, и только сейчас я поняла, что говорит старый волхв, сжимавший в руке посох с рычьими рогами наверху.
— Мой меч, — тихо сказала Керин, но голос ее, как гром, разнесся под сводами, — мой меч освящен кровью Дракона, чудища, которое никогда уже не сможет убивать невинных. А дар мой — вот он!
Она протянула руку, и черным блеском сверкнул на ее ладони тяжелый браслет Избрания. Волхвы невольно подались вперед.
