Мариан фон Штауфер - Либер Хаотика: Нургл
Существует и другая теория, которой придерживаются главным образом последователи Шаллаи, которая гласит, что Чумоносцы суть страдания от каждого мгновения горячечного бреда, каждой медленной смерти и полного истощения от лихорадки, воплощённые злобными энергиями Хаоса и пропущенные через Волю Нургла. Что же касается меня, то я не вижу, почему обе теории о сущности этих демонов не могут быть верными. В конце концов, Хаос столь же запутан и разнообразен, сколь разрушителен и устрашающ.
Считается, что вечная роль Чумоносцев — организовывать и собирать вместе демонические силы Нургла, вести учёт болезней, назначать подходящую погибель новым жертвам и пытаться поддерживать порядок в этой по природе своей хаотической орде. Так же как и мы, смертные, часто пытаемся приписать смысл нашим страданиям, вместо того, чтобы предпринять что-либо для их прекращения; так и задача Чумоносцев столь же бессмысленна. Их цель наиболее очевидно характеризует их неустанный подсчёт, когда они пытаются вычислить постоянно меняющиеся потребности и цели своего непостоянного Владыки. Значит, их беспрестанный подсчёт вряд ли чего-нибудь достигнет, ибо я полагаю невозможным выразить численно что-либо с хоть какой-нибудь точностью посреди орд Хаоса; хотя, похоже, это не может заставить Учётчиков отказаться от своих усилий.
Голоса всех Чумоносцев звучат для меня абсолютно одинаково, в том смысле, что все они считают одинаковым монотонным басом. Призрачные Чумоносцы, которых я наблюдаю расхаживающими по моей комнате, пока я пишу это, подсчитывают различные вещи с разными скоростями, и их сливающиеся голоса издают столь громкий и глубокий звук, что предметы у меня на столе и полках вибрируют в каком-то слезливом созвучии с их голосами.
Охотники на ведьм поведали мне, что из всех подручных Хаоса, что нисходят в мир смертных, Чумоносцы наиболее физически выносливы и трудно изгоняемы. Я подозреваю, что это может быть связано с их телами, хоть теперь полностью демоническими, но некогда принадлежавшими смертным. Их существование и материальное присутствие началось в физическом мире, где они были рождены смертными, и они обрели своё демоничество, оставаясь в этом мире. Это не означает, что они могут выдержать нахождение вне Владений Хаоса неограниченно долгое время, но я предполагаю, что они могут иметь несколько более плотную связь с миром смертных, чем прочие демоны.
Хотя я признаю, что отчасти потрясён хладнокровием своих наблюдений (как всё изменилось с тех пор, когда я начал это исследование!), моя голова раскалывается, и я должен лечь поспать. Быть может, я утомил себя достаточно, чтобы спать без снов. Я молюсь, чтобы это было так.
Пометки (с. 282):
1. Тварей и демонов Нургла всегда сопровождают суетящиеся отвратительные существа, неизвестно как порождённые. Они суетливо бегают подобно насекомым у ног своих больших собратьев, стараясь подобраться к врагу. Они есть порождения Хаоса, дети Нургла.
Пометки (с. 283):
1. Мир стал зловонной выгребной ямой. Он корчится в наших собственных нечистотах. Согласный с разложением подобно мертвецу, лежащему на грязной земле. Почитающий алчность, гной и желчь.
2. В лесах всюду звериные глаза. Меж деревьями эхом ходят пугающее мычание и рёв врагов человечества — зверолюди среди нас, они охотятся на нас и наблюдают за нами. Они *выползает за страницу* нападут на нас и все мы исчезнем.
Пометки (с. 284):
1. Моя лошадь умерла прошлой ночью. Я посетил конюшню, нуждаясь в передышке от изматывающей работы по написанию этой книги. Я находил и нахожу её теплоту и дружеское общение с ней успокаивающими. Наблюдение за яркой и полной жизнью кажется полной противоположностью тому предмету, что я столь неутомимо изучал эти годы — он главным образом о смерти и разрушении. Зажгя в конюшне светильник, я был крайне расстроен, увидев её лежащей на боку, с широко раскрытыми глазами, как будто застывшими в жутком испуге или невообразимой боли.
Пала ли она из-за болезни, или просто умерла из-за старости — я не знаю. Горе полностью охватило меня, и я, должно быть, потерял сознание. Следующей вещью, которую я осознал, было согревающее тепло солнечных лучей, льющихся через всё ещё открытую дверь.
Мой разум содрогался от осознания того, что я наделал. Мне трудно писать о том, что произошло, или о том, что произошло по моим догадкам. Я лежал рядом с лошадью. А её брюхо было разорвано, но не каким-то острым предметом. Мои руки покрывала запёкшаяся кровь.
Её внутренности зловонным потоком растеклись по полу конюшни, а кишки свешивались с балок подобно гирляндам от некой гротескной оргии. Всё моё тело было вымазано в её внутренностях; зловоние было неописуемым! Я не могу представить, что за ужасы я творил этой ночью, и я с трудом могу поверить, что мог так зверски обойтись с трупом моей верной лошади. Что за безумие двигало мной?
Что овладело мной, чтобы я совершил такую ужасную вещь? После того, как я оправился от первоначального потрясения от своего поступка, я поспешил назад в своё жилище и мылся несколько часов, дочиста оттирая своё тело, непрестанно размышляя о значении того, что я совершил. Должно быть, это книга. Она воздействует на мои способности. Она манит меня, и я не знаю, долго ли я смогу сопротивляться.
2. Воздух полон скверны. Паразиты плавают в вине, проникая в наши тела и губя нас изнутри. Как мы можем защитить самих себя от такой напасти? Это нечистый воин, стоящий перед нами, ревя и размахивая мечом, намереваясь убить нас. Этот убийца бесшумен и невидим. Нургл изощрён в своём ремёсле, и мы будем страдать многие годы от его болезней.
Любимчики Нургла
Я больше не чувствую себя в безопасности вне дома. Помимо физических изменений, я ощущаю, что и мой разум охватывает оцепенение. Но прежде чем я умру, я должен всё записать. Я чувствую, что мне недолго осталось.
Они везде, они скребутся под половицами и шмыгают между стен — всегда скрываясь от меня. Но я знаю, что они здесь — отвратительные, злобные маленькие твари! Желаете знать, о ком я говорю? О малютках Нургла, конечно же! Плоды Его Гноя, эти нечистые гадкие паразиты известны как нурглики.
Моя экономка не верит, что они здесь. Она думает, что я сумасшедший. Но она ещё увидит. Они заражают своей скверной всё, до чего дотронутся, чтобы распространять свои мелкие недуги, но им меня не достать. Я слишком хитёр для этого! Я привык всё время носить перчатки. Я никогда не касаюсь вещей голой кожей, и тщательно моюсь, если это случается — обдавая себя кипятком, если то требуется.
