Хаген Альварсон - Девятый Замок
Пёрышко взмыло над горами, рождая белое пламя. Из облака пламени выплыла посеребренная ладья с крыльями по бокам, запряженная тройкой прекрасных лебедей.
— Вот теперь я вижу, что ты окончательно потерял разум, — покосился северянин. — Ты предлагаешь мне на этом лететь, сейдман?
— А ты спасибо скажи, что это не метла и не жопа от тролля. Я устал, Дэор. Я так устал… Будь добр — садись и лети. Тебя доставят на Тан Энгир к завтрашнему полудню…
Ладья опустилась на уступ. Лебеди склонили головы. Борта качнулись, приглашая.
— Не стал ты красивее, Кордан Флиннахсон, — молвил Дэор грустно.
— Да уж и ты не похорошел, охотник. Мы с тобой — завидные женихи. Красавчики — хоть, как говорится, куда…
Дэор улыбнулся — в голосе друида умолк ледяной ветер. Вместо него — напев флейты.
— У нас на Севере говорят, что никакие одежды не красят мужа, коль под ними нет шрамов. И потому думается мне, что ты прав, добрый волшебник.
Дэор ступил на борт. Склонился, ища поводья. Нашёл. Натянул…
— Эй, северянин! Эланар терлен!
Зверь обернулся.
На лице Корд'аэна сияла улыбка.
— Я хочу станцевать на твоей свадьбе! — крикнул он.
— А я хочу дожить до твоей, заклинатель! — рассмеялся Дэор.
— Гьярн-ма, Двергар! — махнул рукой Снорри и Асклингу.
— Гьярн-ма, скальд! — отозвались те.
Лебеди взмыли в закат, окрасив крылья кровью, а борта ладьи вспыхнули медью. Странно и дико было видеть эту картину, этих гордых и красивых птиц, словно вызванных из сказки, в небе над Мёртвыми Землями, над Горами Безмолвия.
— Музыка! — вдруг воскликнул Корд'аэн. — Вы… вы слышите музыку?..
— Нет, — неуверенно брякнул Асклинг, а Снорри промолчал.
— Проклятие, — процедил друид. — И я не слышу…
Ладья скрылась за каменными плечами, следом кануло солнце, и мир погрузился во мрак. В холод, ночь и безмолвие…
Снорри
— Почему мы не отправились вместе? — спросил я, когда устал стоять на горном ветру и мерзнуть без толку.
— Не задавай глупых вопросов, Снорри, — ответил Корд, — и не услышишь глупых и лживых отговорок. Он спешит.
— А мы — нет?! — сам не знаю почему я так вскричал. — Может, Митрун уже вернулась. Она мне всю посуду на голове перебьёт. А посуды жалко.
— А что такое? — спросил Асклинг.
— Ну я же не сказал ей, куда пошёл.
— А, ну да, ну да… — покивал головой Асклинг. — А что бы ты ей сказал?
— Что мир пошёл спасать, как курица в сказке. Мы его, кстати, спасли? А, Корд?
— Вы — нет. Не спасли. Но не тревожьтесь. Лучше скажите, вы дорогу к кораблику нашему запомнили?
— Нет! — честно признался я.
— А я запомнил, — похвастал Асклинг. — Я же следопыт и проводник, как-никак…
— Замечательно. Веди, хватит нам тут торчать…
— А может — на лодочке с крылышками? — поканючил я. — Корд, ну колдони, а? Что тебе стоит?
Я тут же спохватился, зажал рот обеими руками, обмирая от страха увидеть злобного старика во взгляде Корда… Тот вздохнул:
— Мне — стоит. Дорого стоит. Я устал, Снорри. Дэор спешит сильнее нас. Там, где можно обойтись без зова за грань миров, лучше обойтись без него. Не сердись, Снорри. Лучше пойдёмте.
И добавил:
— Ночи тут холодные…
И мы пошли.
Мы шагали день и ночь, почти без перерыва, не ведали ни пищи, ни сна — лишь короткие передышки, глотки воды. Как я не свалился от усталости? Корни гор питали нас, питали силой наших древний пращуров — иного объяснения у меня нет.
Спустя годы Корд'аэн скажет так:
— Мы просто шли на восток. За нашими плечами клубилась остывающая смола Заката. Под покровом мрака чеканили шаг цверги, грохотали повозки, звенели в подземельях молоты, ревели тролли, принося жертвы своим богам изо льда и скал. Мир становился на дыбы за нашими спинами, готовился к побоищу. А мы шли к Восходу, туда, где поднималось из пучин Золотое Яблоко, Солнце, где цвели сады и луга, пели соловьи, шумели дубравы. Мы шли к солнцу.
И мы дошли.
Корд скажет — а потом мы будем пить и петь, петь и пить, дрожа от ужаса и восхищения.
Но пока что наши стопы сбиваются в кровь и мясо — мы идём прочь…
* * *О великие предки!
Я рыдал, увидев "EINHORN", качающийся на волнах. Они дождались нас!
И единорог на носу беззвучно заржал, запрокинув рог к небу, приветствуя нас и восходящее солнце.
Здравствуй, Эльри! Здравствуй навек, среди предков — я вижу твою улыбку на краю пылающего неба!
И прощай.
Здесь кончается Сага Странников.
Эпилог
Род Хёльтурунгов распался. Сокровища Тора отошли к Эльде, Велле и прочим, кто требовал денег за кровь родичей. Замок Фьярхольм пустовал. Никто не хотел жить так далеко и так высоко. Часть камней замка растащили люди из долины на хозяйственные нужды.
А потом объявился в тех краях некий странствующий сказитель. Он поведал, что Борин сын Торина отомстил за родичей, взял с дракона кровавый вергельд. Поведал, пропел песнь — и исчез. Никто не успел спросить, кто он, откуда, как его имя. Но все думали, что сказанное им — чистая правда. И рассказывали о том подвиге другим добрым людям.
На тинге Эйнриди Лагеман, знаток закона и саг, предложил считать Борина Скальда одним из великих героев народа гормов. Во-первых потому, что он спустился в могилу и вынес оттуда меч, и не был проклят. Во-вторых потому, что смог убить дракона, а этим мало кто может похвалиться. В-третьих, он был единственным из гормов, кто отправился в Девятый Замок. И все сказали, что это хорошо. Ему поставили большой рунный камень. "Борин сын Торина, погиб в Девятом Замке. Он взял вергельд за деда и родичей", — вот что на нем высечено. Так что и по сей день, коль вы спросите о Борине внуке Тора, вам расскажут сагу о скальде, и ещё перескажут его песни и висы, ибо ни одна не была забыта. Хорошая доля для рыбака слов.
Той же зимой, как говорят, умерла Фрейя дочь Тьорви. Но неведомо, где лежат её останки, ибо стражи Эйтерхейма, сумрачного Дома Ожидания, немногословны. Правда, говорят, Фрейя умерла с улыбкой и слезами счастья.
А ещё рассказывают вот такое. К Золочёным Палатам пришёл Борин сын Торина сына Тора сына Бюллейста сына Бельварда. Он громко постучал, и ему открыли. И все были рады, что он пришёл. Он сидел на скамье, пил мёд богов и пел для предков, но на арфе не играл, ибо разбил её мечом. А потом Тор подошёл к нему и сказал:
— Славно, что ты убил дракона. А вот арфу напрасно расколол. Ей было больно. На вот, держи, — и протянул внуку маленькую рогатую певицу струн. — Теперь иди отсюда. Ты слишком рано пришёл. Ещё нет для тебя места за этими скамьями. Тебя ждёт та, которую я отобрал у тебя. Эвьон ждёт тебя. Иди к ней. Вон туда, поворот налево, потом — направо… Разберёшься.