Хаген Альварсон - Девятый Замок
— Дольше тебя не проживёт никто, тебе на беду, Повелитель Воронов, — бросил Асклинг.
Кромахи усмехнулся, а потом исчез. Издевательски кричали его птицы.
Друзья дошли до конца моста. И, не останавливаясь, шагнули в бездну.
* * *Они вновь оказались в Престольном Зале. Зал был уютен, светел и чист. Однако же троны пустовали, и не было котла с пламенем. Не стало и картин.
Зато вместо котла на вязаном коврике лежала щербатая деревянная чарка. Рядом — древний чёрный меч и тонкий кинжал с розой в хьяльте, пустивший корень в сердце любимой женщины Корд'аэна О'Флиннаха.
— Что ж, время у нас есть, — друид поднял чарку. — А всё прочее — никогда ничего не весило.
— Меньше мне нравится твой голос, друг мой, чем ожидалось, — заметил Снорри, — и сам ты нравишься мне таким куда меньше.
— Помнится, — злобно буркнул тот, — я не предлагал тебе руки и сердца.
Асклинг поднял кинжал так бережно, словно то был живой цветок. Закрыв глаза, нежно прижал к груди, а затем спрятал в кармане кафтана.
Дэор же поднял чёрный меч, на пробу взмахнул им и жёстко усмехнулся.
Снорри так же не остался с пустыми руками. Он вдруг обнаружил, что держит рукоять меча, которым Рольф так ловко орудовал в сече под Девятым Замком. Они все молчали. А что было говорить — слова потеряли значение.
Двери в Зал отворились, и карлик-дворецкий сообщил:
— Господа, я проведу вас. И прошу поторопиться.
— Привет, Карлик Нос, как дела? — угрюмо спросил Дэор.
И по его голосу дворецкий понял, что излишне торопить гостей не стоит.
* * *Пустые переходы, пронизанные гудящим ветром, петляли почище охотничьих тропок, и после получаса ходьбы Дэор застыл на месте, вскинув руку.
— Куда ты завёл нас, проклятый старик? — он глядел на карлика бесконечно усталыми глазами.
— Владыки Девятого Замка повелели мне препроводить вас в сокровищницу, дабы вы могли восполнить дорожные расходы, — забормотал Ригеннен, пряча взор, с боязнью и раздражением в голосе.
— Ох уж эти гости, верно, Риг? — едко спросил Корд'аэн. — Лазят тут, грубят, вещи воруют, ещё и угрожают. Экие щучьи дети, верно? Давай веди в свою кладовку, да поживее!
И вновь погрузился в бездну морока. Даже посох его уже не гремел о каменный пол, а уныло волочился, подпрыгивая на неровностях, и тарахтел. Словно бормотал себе под нос.
— Корд… — позвал Снорри. — Корд… ты чего?
Волшебник не обратил внимания.
— Оставь его, рыжебородый герой, — Дэор положил руку на плечо Снорри. — Вот выйдем отсюда — тогда может быть… Но не сейчас. Не трогай его. Не надо.
— Но он же тонет! — Снорри поднял глаза, дрожащие от обиды. — Он же уходит…
— Он выдержит, — сказал вдруг дворецкий, и все на него уставились.
— Он выдержит, — повторил карлик, — такие, как он, здесь не ломаются. Почти никогда. Этот — не сломается. На то и чародей. Всё, пришли.
Он просто толкнул старую обшарпанную дверь. Взвизгнули ржавые петли, странники вошли в сокровищницу. Громадный тёмный зал принял их в холодные объятия. От замшелых стен несло плесенью, а с потолка свисали мерцающие алым сталактиты.
Золото было на полу. В открытых сундуках. Обычный клад: монеты, кольца, браслеты, рублёное золото, пряжки, броши, кулоны, серьги, цепи, пекторали, торквесы, с самоцветами и без, разных времен и мастеров… Всё такое однообразное, безвкусное, уродливо-роскошное, что даже Дэор, жадный до добычи, как и все викинги, лишь устало вздохнул. А Снорри и Асклинг вовсе брезгливо поморщились. Те, кто видел бы их, не сказали бы, что дверги-коротышки так сильно любят драгоценности, как о том говорят.
Просто Асклинг очень хорошо помнил, что золото и серебро — это яд, который делает из славных сынов народа Двергар грубых пьяных баранов, позор гор и скорбь предков.
А перед глазами Снорри стоял трактир, белый от ужаса купец, двое воинов-чародеев, готовых сойтись в поединке, и Этер Хольд, трактирщик, принимающий ставки. И он, Снорри, поставил на этот бой деньги. И не важно, что ставил на друга, желая ему удачи. Вовсе не важно.
Лишь Корд'аэн хранил безмолвие уст и безучастность взора.
А ещё там были мертвецы.
Одни — истончившиеся кости, чистые от плоти. На других еще висят обрывки кожи, мяса и жил. Третьи ничем не отличимы от живых — разве что необычайной сухостью лиц. Мертвецы бродили по залу. Пили вино из пустых кубков, беседовали о чем-то, не колебля воздуха звуком, танцевали, сражались, занимались любовью. Двое играли в тэфли. Один — читал книгу.
— Пляска смерти, — проронил Асклинг. — Великая пляска смерти… Я же говорил, Снорри, что мы идём за золотом драконов. Вот оно, золотишко, ложе змея…
— Вот не подумал бы, — сказал пивовар, — что блеск ложа змея вновь вызовет у меня тошноту.
— Не бойтесь мёртвых, — сказал Дэор. — Похоже, они смирные.
— А кто говорит о мёртвых? — ухмыльнулся Снорри. — Покойники — они покойники и есть. Люди как люди. Разве что не дышат… Нет, друг мой Дэор, я говорю о золоте.
— Золото не ржавеет, — прошептал вдруг Корд'аэн.
— Что? — встрепенулись все.
— Теперь это всего лишь металл, — отозвался друид.
И они пошли набивать кошели золотом, пахнущим смертью.
* * *Когда карлик наконец-то вывел их из замка, солнце уже садилось. Как и тогда, когда они подошли ко вратам цвета увядшей розы. Вчера? Или сто веков назад?
Ворота захлопнулись за их спинами. Чудовище лязгнуло пастью, погружаясь в сон. И горы вокруг них взорвались безмолвием, кипящим чёрно-багровой печью заката. Исполинской печью, что дышала холодом Нибельхейма.
— Скоро зима, — поёжился Дэор.
Асклинг кивнул.
И улыбнулся.
Из его рта вырвался пар, и он шумно дышал, любуясь этим зрелищем, а Снорри вспомнил свой чайник на огне в гостиной.
— Зима, говорю, скоро, — повторил северянин, — а обратно — далековато.
— Поспеешь, — бросил Корд'аэн резко. — Будешь у нас Лоэнгрин-Лебедь.
Друид порылся в сумке, достал оттуда белое перышко. Зажал между пальцами, оно задрожало на ветру. Потом сорвалось, но не улетело: закружилось, точно снежинка в плену метели. Корд'аэн что-то шептал, уста словно целовали шею возлюбленной, а глаз, полуоткрытый, источал мягкий изумрудный свет. Он кивал головой, и Снорри с Дэором переглянулись: сид поседел! Серебро прорезало волосы, а руки старчески тряслись.
Пёрышко взмыло над горами, рождая белое пламя. Из облака пламени выплыла посеребренная ладья с крыльями по бокам, запряженная тройкой прекрасных лебедей.
— Вот теперь я вижу, что ты окончательно потерял разум, — покосился северянин. — Ты предлагаешь мне на этом лететь, сейдман?
