Пола Вольски - Наследник чародея
Она вскоре появится в его спальне — Повон знал это. Ей наверняка уже донесли о его последнем унижении. Она потребует, чтобы ее впустили, и ни один слуга не посмеет преградить ей дорогу. Потом она набросится на него со своими идиотскими снадобьями — пилюлями, отварами, мазями, талисманами, пиявками и прочим набором пыток. Она начнет регулировать его питание, запретит ему спиртное, потребует отчет о его стуле и так далее. Она будет рядом дни и ночи, и никакие его слова или поступки не заставят ее уйти. Какой ужас! От «Лунных грез» мысли Повона стали путаться, и поэтому идея сбежать из личных покоев пришла ему в голову только через одну или две минуты. Он поищет убежища где-нибудь во дворце, и кельдаме его ни за что не найти.
С изрядным трудом герцог натянул халат и проковылял к двери. Шел он нетвердой походкой, и намерения его были неясны. Убежать… спастись… укрыться — эти желания вертелись в его затуманенном мозгу, но способы достижения цели на ум не приходили. Повон прошел из спальни в туалетную комнату, оттуда — в приемную, затем — в переднюю. Наконец через огромные золоченые двустворчатые двери он покинул личные покои. Коридор с колоннами, открывшийся перед ним, был безлюден. Пока все в порядке. Герцог пересек вестибюль, спустился по мраморной лестнице с балюстрадой из миниатюрных кариатид и прошел вдоль розовой галереи, со стенами, обрамленными золотой решеткой, с которой свисали превосходно сделанные гирлянды золотистых цветов. Он прошлепал под алебастровой аркой и вошел в просторный зал аудиенций.
Повон остановился, чтобы перевести дух, и прислонился к стене. Перед ним простиралась блестящая пустыня полированных мраморных плит. В отдалении возвышался помост, на котором высился украшенный драгоценными камнями герцогский трон. На троне неправдоподобно прямо восседала разодетая фигура. Ее жесты, словно из пантомимы, были величественно-царственны.
Повон, не веря своим глазам, зажмурился. Как посмел какой-то чужак осквернить подушку, предназначенную лишь для герцога! Он сморгнул, и зрение его несколько прояснилось. Как следует разглядев лицо и жалкую фигуру узурпатора, он узнал собственного сына. Лорд Снивер, этот хилый нытик Снивер, посмел усесться на государственный трон! Герцог рассвирепел. Оттолкнувшись от стены, он заковылял к трону. Приблизившись, заметил горностаевый воротник и украденную корону. Кривая ухмылка тронула его губы.
Снивер услышал шаги на мраморе, обернулся и увидел отца. Его бледное лицо вспыхнуло. Глаза расширились и вылезли из орбит. Руки вцепились в подлокотники трона. Он замер в позе испуганного зайца. Лишь отчаянное подергивание правого века выдавало присутствие жизни в этой застывшей фигуре.
Герцог, покачиваясь, замер перед помостом.
— Что это у нас здесь такое? — спросил он, изображая недоумение. — Что это я вижу на собственном троне? — Губы Снивера нервно дрогнули, но ни звука не вылетело из них. — Я вижу перед собой убогую фигуру, нацепившую герцогское одеяние и венец, — ехидно продолжил герцог. — Она не двигается, не разговаривает. Это что — манекен? Или чучело, которое нужно заново набить? Не может же вот это быть человеком.
— Ваша милость… — попытался сказать Снивер.
— Ой, да оно двигается. И говорит. Да кто же это может быть? Неужели предатель, замаскировавшийся под герцога? Да нет, уж слишком явный самозванец. Эти узкие девичьи плечики не подходят для величественного одеяния. А жалкая тощая цыплячья шея — разве выдержит она бремя венца? Да это в лучшем случае карикатура на герцога. И нет здесь никакого обмана, потому что это невозможно принять всерьез.
— Ваша милость… отец… позвольте объяснить, — взмолился Снивер. Пальцы его судорожно теребили пряжку, скрепляющую мантию.
— Нет, нет, не расстегивай! Не уходи оттуда! — скомандовал герцог, когда сын попытался привстать с трона. — Это редкое и восхитительное зрелище, которое я хочу как следует запомнить. Просто не могу оторвать глаз.
Снивер откинулся на подушку. Только его голубые навыкате глаза беспомощно шарили по пустому залу в надежде найти убежище или заручиться помощью.
— Что бы это могло означать, однако? — вслух размышлял герцог. Он, без сомнения, получал массу удовольствия. — Этот хиляк в моем парадном облачении, эта пародия на троне — что же все это значит? Маскарад? А-а-а, я догадался! — Он щелкнул пальцами. — Это же комедия! Передо мной фигляр, клоун из придворного театра Шоннета, который явился, чтобы развлечь двор своими шутками и репризами! До чего же здорово! Давай-ка, друг мой, спой нам. А может, прочтешь забавные вирши? Что-нибудь из едкой политической сатиры? Ибо, как говорят, сатира — верное средство избавить политика от чванства, а это уж непременно входит в твои намерения? Не так ли?
Ответа не последовало. Снивер ерзал на троне, нервно перебирая мантию пальцами и с вожделением поглядывая на ближайшую дверь.
— Как, ответа не последует? Тебя что-то тревожит, паяц? А-а-а, понимаю: какой смысл кривляться перед единственным зрителем? Тебе нужны зрители — и много! — чтобы их смех, свист и крики вызвали в тебе прилив творческой энергии, подталкивали тебя к высотам комической изобретательности. Аплодисменты подпитают твое остроумие, ибо без этого не может обойтись истинный фигляр. Ну что ж, ты получишь желаемое.
— Отец, что вы хотите делать?! — воскликнул Снивер.
— Публику! Собираю для тебя публику.
— Но… погодите… выслушайте меня, пожалуйста. Не нужно никакой публики.
— Скромность не к лицу фигляру. Взгромоздившись на помост, герцог протянул руку и принялся нажимать кнопку слоновой кости, вделанную в поручень трона. В тот же миг во всех помещениях дворца прозвучала музыка. Это устройство, изобретенное Саксасом Глесс-Валледжем, о котором совсем недавно все так скорбели, позволяло герцогу вызывать слуг, гвардейцев и придворных. А сейчас он воспользовался им для того, чтобы созвать всех обитателей дворца. Через несколько мгновений по одному или небольшими группами они начали стекаться в зал аудиенций. Многие зевали и спросонья терли глаза, но не замедлили откликнуться на зов. С ними прибыли и несколько придворных, засидевшихся допоздна за картами и игрой в кости.
Снивер наблюдал за толпой, которая стекалась к трону. На знакомых лицах читалось любопытство и недоумение. Он не мог выносить их пристальные взгляды и опустил глаза на свои дрожащие руки.
— Мои дорогие друзья и подданные, — прогнусавил Повон деланно серьезным голосом, — вы, без сомнения, желаете узнать, зачем я созвал вас сюда среди ночи? Нам предстоит увидеть зрелище редкое и драгоценное. Среди нас находится клоун, решившийся своим искусством порадовать нас здесь, при дворе. Этот предприимчивый шут, чей костюм и внешность свидетельствуют о тонком понимании нелепого, послужит зеркалом, в котором нам дано будет лицезреть наши промахи и упущения. Сама нелепость этого герцогского воплощения, несомненно, послужит нравственным уроком, а не просто источником веселья. Таким образом, в предвкушении самого утонченного увеселения. Я уступаю место нашему искусному гастролеру. Друзья мои, давайте же похлопаем, приветствуя его.
