Екатерина Иванова - К тебе я руки протяну…
— Ну да, конечно-конечно. — Вен скользнула в кресло поближе к камину. — Что ж, уважаемый Пайлок, покажи моим людям комнаты.
Я указал Хени на Пайлока и попросил его отнести сумки наверх.
— Ральт, Ральт. Ты не оставишь меня?
Мне показалось или она спросила о чем-то большем?
— Нет.
Вен рассмеялась.
— Я очень благодарна тебе, Ральт.
— Мне? Но за что?
— Разговор с этой тварью разбудил во мне то, о чем я уже и забыла мечтать. Видишь ли… — Тонкопалая ладонь скользнула по тепло-охровому подлокотнику. — В моем роду из поколения в поколение передается дар. Я была его лишена до сегодняшнего дня.
— Это хорошо, что вы обрели его?
— Да. — Ее лицо снова осветилось улыбкой. — Это хорошо.
Вечером мы вновь спустились к камину. Я сидел на ковре у ног Вен, глядя в огонь. Хени точил меч невдалеке от нас, ближе к свету.
Мне не было страшно или горько. Мне было никак. Стоило переступить порог ненавистного дома, как тело заледенело, и только глаза и уши оставались живыми, чтобы видеть ее жесты, чтобы слышать, что она скажет. Один раз моя броня была пробита. Когда Эльбат назвал сумму. Я не знал, что мы стоим столько. Но ее равнодушное «договорились» уничтожило навалившееся отчаяние.
Что бы ни было, что бы ни случилось в будущем, я свободен от его рук.
Я смотрел в огонь и наслаждался покоем.
В коридоре раздался шум, и в комнату вошли двое. Пожилой хайрец в зимнем отаки с широкими рукавами. Тяжелые штаны с широким поясом и теплая накидка. На рукавах вышит родовой герб: белый медведь, вставший на дыбы. На выпущенной из косы пряди — черная бусина. Тейт, один из хранителей Границы. Суровое лицо, седые, когда-то белые волосы. Вторым был… Вторым была бабочка. Рыжий парень лет двадцати пяти. Я не помнил его по Голубятне. Но ничем иным нельзя было объяснить некое ощущение общности, появляющееся у меня, когда я встречал себе подобных.
Я поднял голову к Вен и выдохнул:
— Вот и третий для вас, госпожа. Рыжий, как заказывали.
Ой, дурак! Расслабился. Сейчас получишь. Голова сама вжалась в плечи.
— Я не ослышалась?!
Ну, точно. Лучше промолчать. Все равно…
— Нет, я точно слышала. Слышала в твоем голосе ехидство!
Последовал болезненный тычок в бок.
— Ра-альт. Очнись!
Я посмотрел на нее.
— Эй! Все нормально. — Теплая ладонь скользнула по моей щеке. — Я рада, что ты пытаешься шутить. И перестань, наконец, называть меня госпожой. Хотя бы наедине.
— Я… Хорошо, Вен. — Я постарался сказать это как можно тверже.
****
Новые гости поздоровались. Старший сел в кресло и, глядя в огонь, рыкнул:
— Теритэль, наши вещи в комнату, что укажет хозяин.
Юноша безмолвно поклонился и вышел за Пайлоком.
Пару раз рыжий пронес мимо нас дорожные сумки, затем вернулся и встал у кресла хозяина. От нечего делать я пристально следила за ним.
— Теритэль, мой ужин.
Вскоре на коленях хайрца оказался поднос с едой и бокалом вина.
— Теритэль, что с оружием?
И все это, не глядя на парня.
Одно поручение следовало за другим. Рыжий, и в начале двигавшийся не очень споро, начал запинаться на ровном месте. На виду у хозяина он еще держался, но стоило юноше выйти из поля зрения хайрца, как движения его становились рваными, неуверенными. Несколько раз он даже оперся о стену.
Внезапно меня осенило.
— Ральт, ты сказал, что он может стать третьим в моей коллекции… — Малыш несмело улыбнулся. — Так значит, он бабочка?
— Да. А что?
— Посмотри внимательно.
Несколько минут Ральт присматривался к парню. Затем лицо его помрачнело, и он неохотно кивнул.
— Он падает в бурю, госп… Вен.
— Я тоже так думаю.
Не было причин вмешиваться, но робкая надежда в глазах Ральта заставила меня. Я решительно поднялась и остановилась у кресла хайрца.
— Вы позволите задать вам вопрос, тэйт?
Мужчина встал и представился:
— Байрет Торнтон, Ледяная берлога. К вашим услугам, эрэ.
— Ильравен Златосадская.
— Давайте присядем, эрэ Ильравен, и вы зададите свой вопрос.
Мы расположились в соседних креслах. Тэйт, глядя на меня, бросил подошедшей бабочке:
— Тэритэль, проверь лошадей.
Юноша вздрогнул и, поклонившись, вышел из комнаты.
— Ваш вопрос, эрэ?
Я собралась с духом и выпалила:
— Зачем вы мучаете парня?
— Ему это полезно.
— Вы убиваете его.
— Убиваю? Всего лишь выбиваю ребяческую дурь. Он должен знать, что я им недоволен.
— Что он должен был сотворить, чтобы…?
— О, всего лишь без приказа броситься на авангард гхайс, оставив без прикрытия катапульту. Сопляк! Не спорю, в Голубятне готовят отличных бойцов, но вот воин из него пока никакой.
Я скрипнула зубами и рявкнула:
— И за это вы обрекли на безумие?!
— О чем вы говорите, эрэ?! — Его изумление было неподдельным.
Неужели, я ошиблась? Нет, не может быть.
— Что вы знаете о буре Эйхри, тэйт Торнтон?
— Все, что мне удосужились сказать в Голубятне, но к чему… Погодите, вы хотите сказать…?!
— Когда вы в последний раз касались его?
— В конюшне, когда мы приехали.
Я ничего не понимала.
— Но отчего у него вид, как будто он падает в бурю?
— Вид? Я не заметил. Ну да, он устал от поездки, но…
В комнату вбежал конюх и, остановившись рядом с нами, выпалил:
— Там, того-этого, парень ваш…
— Что? — Тейт привстал с кресла.
— Кажись, окочурился он.
Только руки Хенрика — оказывается, он давно уже стоял за моей спиной — не дали мне залепить пощечину седовласому лицемеру.
Тейт вскочил с кресла и выбежал в коридор. Конюх ринулся наверх, за Пайлоком. Через несколько минут они пробежали мимо нас в конюшню, откуда послышался львиный рев:
— Врача!! Врача!!
Он жив.
— Ральт, теплой воды. Хенрик, сумки. — И я сорвалась с кресла.
Конюшенные ворота скрипели под порывами ветра. В лицо пахнуло свежим навозом и… молоком? А… Справа за тонкой, не достающей до потолка перегородкой Пайлок устроил коровник. Из глубины здания доносился хриплый голос конюха:
— Я, стал быть, пекарева битюга-то пристроил тут. Ага… Хибара-то его сгорела надысь. Ну вот… а парень ваш… небось раздразнил его. Вона как, еще и не отошел, стал быть.
В стойле, перекрытым толстой лесиной, ярился гнедой северной Выносливой породы.
— Тэли? Тэли! Ответь мне!
Мальчик на руках Тортона молчал. Света факела не хватало, и я нагнулась ближе. Ресницы дрожат. Жив.
