Владимир Моисеев - Боконист
– Мяу, мяу, мур-мур-мур, – так, по крайней мере, послышалось Виктору.
После чего благополучно отбыла. Скорее всего девица произнесла что-то более информативное, но дикция у нее была настолько ужасная, что понять смысл ее выступления не удалось. Впрочем, как отметил Виктор, ни один человек в зале переживать по этому поводу не стал. Ее место немедленно занял разбитной молодец с гладко прилизанными светлыми волосами и развязными манерами, что безошибочно позволяло распознать в нем шоумена, призванного привносить порядок в текущее мероприятие.
– Прошу внимания, господа. Вечер продолжается. Я вижу в самом факте нашей презентации гарантии продолжения радикальных экономических реформ!
Аудитория ответила на его это заявление громом аплодисментов.
– Не сомневаюсь, что обсуждение насущных проблем пройдет по-деловому и продуктивно, – продолжил свой конферанс белобрысый шоумен. – Деловые люди, а уверяю вас, что в этом зале других нет, прекрасно знают, что именно в общении и свободном обмене мнениями залог дальнейшего процветания отечественного бизнеса. А чтобы вы отнеслись к моим словам с пониманием, и они не показались вам обычной трепотней, хочу предъявить вам доказательство – сейчас перед вами выступит широко известный прозаик, признанный мастер слова, лауреат ежегодной премии нашего банка в номинации "Интеллектуальное чтиво", надежда современной литературы, Иннокентий Макаров! Дружненько поприветствуем его.
Перед микрофоном появился плохо выбритый человек средних лет в свитере, украшенном изображением северного оленя.
– Привет, – заявил он неожиданно звонким голосом и окинул собравшуюся аудиторию мутным, недобрым взглядом. – Хочу сразу заявить со всей определенностью, что в мои намерения не входит будировать вас или, как выражается мой сын, прикалываться над вами. Так что, если в моих словах отыщется что-то обидное или непозволительное, заранее прошу считать неудачные выражения следствием плохого владения живым разговорным языком, что, впрочем, совсем не удивительно, поскольку, к сожалению, мне крайне редко приходится выступать перед столь достойными людьми как вы. А если быть точным, это мой первый опыт подобного рода. Так что, не обессудьте…
Ведущий широко улыбнулся и с воодушевлением заявил:
– Мы приняли к сведению ваше предупреждение. Сознаюсь, что такое начало нашего разговора довольно неожиданно. Но – именно неожиданностей мы и ждем от встречи с вами, господин Макаров! Поразите нас еще! Никогда не поверю, что с вами можно беседовать, не пребывая при этом в постоянном состоянии удивления! Не разочаровывайте нас!
– Вы преувеличиваете. Я – человек не опасный.
– Ха-ха-ха… И все-таки, неординарность и неожиданность оценок – это первое, что приходит в голову, когда речь заходит о вашем творчестве. В полнейшем замешательстве пребывают ваши коллеги – писатели, литературные критики, я уж и не говорю о неподготовленных читателях… Как же вам удается шокировать таких разных людей?
– Однажды, в один прекрасный день, я задумался, – Макаров поднял палец вверх и подмигнул, как бы намекая, что его слова следует воспринимать как шутку, аудитория радостно откликнулась дружным смехом. – И понял я, что любая работа, за которую я взялся, должна быть исполнена наилучшим образом или, употребляя старинные обороты речи, не за страх, а за совесть. И осознание этой простой мысли потрясающим образом воодушевило меня. Мне понравилось, что отныне я могу гордиться результатами своего труда. Понимаете, это очень приятно.
– Работа доставляет вам удовольствие? А как вы развлекаетесь?
– Недавно я неожиданно понял, что моя молодость прошла безвозвратно. И, знаете, я почувствовал глубокое облегчение и несказанную радость. Потом, конечно, что-то такое зашевелилось, огорчение, что ли, точнее, некоторая озабоченность – это ведь моя жизнь проходит, господа… Жалко. Как-то с этим надо было смириться. Попробовал похныкать, но ничего путного не получилось. Расстаться с молодостью оказалось совсем не трудно. Отличное алиби, заметьте, позволяет спокойно работать и не отвлекаться на идиотскую возню, глупую погоню за так называемыми удовольствиями и развлечениями, которую многие считают единственно возможной формой настоящей жизни. Я попробовал проанализировать свою странную реакцию. И чем больше размышлял, тем сильнее испытывал ни с чем не сравнимое облегчение. Теперь, наконец-то, я смогу делать то, что захочу и жить по своему разумению, не обращая внимания на устоявшиеся в обществе приоритеты. Мне больше не нужно постоянно доказывать свою одаренность и продавать свои таланты. Свобода, господа, совершенно неожиданно меня настигла абсолютная свобода. Меня больше не заботит положение, которое я занимаю в обществе, только работа… Отныне мне наплевать будут печатать мои тексты или нет, мне наплевать, найдутся ли у моих книг читатели. Это потрясающее ощущение… Желаю каждому из вас почувствовать прелесть в расставании с молодостью…
– Оригинальное суждение… Но что-то вас все-таки тревожит?
– О, конечно, отныне мне приходится любую работу, за которую я берусь, делать по возможности хорошо… Теперь я отвечаю за свои дела только перед самим собой. А ведь известно, что самому себе человек самый строгий судья. Я быстро сообразил, что рассчитывать на послабление больше нельзя. Приходится вкладывать в тексты душу. Увы, отныне мне запрещено халтурить. Заратустра не позволяет.
Зал встретил его слова дружным смехом.
– Что ж, вы с успехом подтвердили свою репутацию неожиданного в суждениях человека. Итак, господа, с нами Иннокентий Макаров – один из самых оригинальных мыслителей нашего времени!
Раздались дружные, продолжительные аплодисменты.
– Чем же вы порадуете нас, господин Макаров? Не желаете ли что-нибудь продекламировать?
– Придется мне еще раз вас удивить, свое реноме следует поддерживать, ничего другого мне не остается. Сегодня я буду читать стихи.
– Вот как? Вы сочиняете стихи?
– Нет. Это не мои стихи. Но я постараюсь прочитать их с чувством.
Я такой же как и раньше.
Я такой же как и прежде.
Я пришел к тебе уставший
В серой, грязной спецодежде.
Помню, как ты испугалась,
Все одергивала блузку.
На лице моем суровом
Ни один не дрогнул мускул.
Я всегда был тверд, как камень.
Я привык напропалую.
Я скользящими шагами
Подошел к тебе вплотную.
Сбросил рукавицы на пол,
Вытер руки от мазута.
Помню, мелкий дождик капал.
За минутой шла минута.
Время многое стирает,
Всех пробелов не заполнить.
Но, по совести признаться,
Нам с тобою есть что вспомнить…
Не беда, что я небритый,
Не беда, что я помятый.
Взгляд мой – добрый и открытый.
Я всегда с тобою рядом…
– Простите, а что вы здесь делаете?
