Владимир Романовский - Год Мамонта
— А у них еще есть. Я ж не все у них ворую, так, мелочь какую-нибудь.
— Не говори так, ой, не говори, — сказал вор. — Когда ты так говоришь, это очень плохо. Лучше уж молча воровать. Нет, воровать я больше не буду. Темнота, и трех ступенек как не бывало. Только что были, а потом — раз и нету.
— Потише нельзя ли? — спросил Редо. — Воровать нехорошо.
— Почему же? — спросил мальчик.
— Потому что нехорошо, — отрезал Редо. — Глупо, да и поймать могут. Не кричите вы так все, у меня в голове эхо.
Брант вернулся с кувшином браги и кружкой.
— Значит, так, — сказал он, наливая вору в кружку. — Сидишь вместе с ними, — он кивнул на мальчика и проститутку, — и молишься за спасение и выздоровление. Мне нужно кое-куда сходить. Если вернувшись я тебя здесь не найду, я тебя потом из-под земли достану и опять вывихну руку, которую только что вправил, а потом сверну шею и вправлять не буду. И зубы выбью, которые еще остались. Понял, мурло?
— Понял. А он умирает, да? — спросил вор, с опаской поглядывая на Редо.
Брант тоже посмотрел на Редо.
— Не знаю, — сказал он. — Я не лекарь. Лекари все сбежали. Ты! — обратился он к мальчишке. — Оставляю тебя здесь как главного. В Храм никого не пускать, и к дверям не подходить. Пойдем, запрешь за мною вход.
Они прошли через молельный зал к главным дверям.
— А обратно как? — спросил мальчишка, уяснив, какие засовы главного входа куда нужно поворачивать.
— Обратно есть другой вход, о котором знаю только я, — сказал Брант наставительно.
Дом на улице Плохих Мальчиков пытались взять штурмом только один раз, уяснили, что он очень хорошо охраняется, и, оставив раненых на произвол судьбы, больше не совались.
Брант открыл дверь своим ключом и очень удивился, найдя в гостиной Нико в окружении десяти воинов, молча лакающих вино.
— Вы — Брр… Брант? — спросил один из воинов, плеснув на стол.
— Все может быть, — сказал Брант, прикидывая возможные пути к отступлению. — А вы — не Брант?
— Я н… не Брант, — подтвердил воин серьезно.
— А зачем вы Нико связали? — спросил Брант.
— Он неу… неусидчив очень, — объяснил воин. — Вот ч… что, Брант. Нас прислала сюда ваша ммм… матушка. Сказала, что в… вы можете согласить… согласиться ехать с нами доб… добровольно, но ййй… если нет, мы вас насильно от… отвезем.
Он не был пьян, просто заикался.
— Куда это? — спросил Брант.
— К ней. В… войска продвигаются в юж… ном… напп… направлении. Это такой стратегический прием. Перр… перестаньте смотреть на окно. И дд… даже не дд… думайте убе… убегать! Сам Фалкон обеспокоен, он хочет в… вас видеть, вас в… везде искали перед отъездом из города. Уд… удивительное дд… дело — конспирр… раторов находят в считанные часы, а л… лояльный человек к… к… как в в… оду канул. Где это вы б… были все это время?
— В следующий раз я вас обязательно оповещу, — сказал Брант. — Оставьте ваше имя и адрес.
— В… в… нн… — сказал воин.
— Легко вам говорить! — заметил Брант.
Некоторое время воин смотрел на него, нахмурясь.
— Ну что ж, п… пойдем, господа мои, ч… что ли? — сказал он.
— Я бы оказал сопротивление… — сказал Нико.
— Хват… хватит болтать.
— Я бы…
— Я ск… сказал — хватит!
— Я бы оказал сопротивление, но я очень пьян, — высказался Нико. — Когда я протрезвею, я окажу сопротивление.
— Д… да, непременно окажите, — одобрил воин. — Я напп… напомню.
Профессионалы, подумал Брант. Матушкины друзья и соратники. Десять человек.
— Там на улице два трупа лежат, — сказал он. — Ваша работа?
— Мы их пррр… просто оглушили, — заверил его воин. — Если уд… удача их посетит, н… небось очух… аются. Впрочем, эт… о несущественно.
Лошадей своих воины, оказывается, привязали в двух кварталах от дома Риты. Это была военная хитрость — чтобы Брант не догадался, что его ждут. Наличествовала также карета. Улица была широкая, светило солнце, и нырнуть в подворотню не представлялось возможным.
Что ж. Это более или менее соответствовало планам Бранта, уверенного, что Фалкон содержит Фрику и Шилу где-то подле своей эгрегической персоны. Вот только умирающего Редо не хотелось оставлять вместе с Храмом на произвол судьбы. Да. Что ж. Оставлять нельзя. Значит, он попытается сбежать при первой же возможности и вернется в Астафию. Да? Да. Наверное именно так и следует поступить. А пока что нельзя давать этим ухарям повод его связать, как они связали Нико.
Карета и отряд проследовали вдоль набережной, перевалили через Кружевной Мост, и по прямой устремились на юг.
— А где служанка? — спросил Брант, недовольно глядя на связанного Нико и воина, сидящего с ними в карете.
— Спохватился! — сказал Нико мрачно.
— Нет, правда?
— К родичам уехала в деревню, — сообщил Нико. — Уж дней пять как.
— Чего это она?
— В положении она.
— В каком еще положении?
— Дурак, — резюмировал Нико.
— Ага, — сказал Брант. — Ну, стало быть, я не спрашиваю, кто отец.
— Я тоже не спросил, — Нико кивнул. — Может я, может ты, может еще кто-нибудь. За всеми не уследишь. Если я, то это хорошо, настоящий воин вырастет. Она баба крепкая.
Сидящий с ними воин хихикнул.
Галопом пролетели они окраину и неожиданно остановились. Воин отодвинул занавесь и выглянул.
— Чего там? — зычно спросил он.
Ему не ответили. Он открыл дверцу и выпрыгнул. Брант выпрыгнул за ним и уже хотел было броситься вниз по склону, когда сообразил, что на юг от Астафии никаких склонов вроде бы быть не должно. Склоны на севере. Он обернулся. Да. Там, откуда они прибыли, никакой Астафии не было, а была дорога, ведущая к дому Базилиуса. А прямо по ходу хорошо был виден шпиль Храма Доброго Сердца.
Вот это да, подумал Брант. Новое заклятие! Или это старое не размылось, а просто переместилось? На кого? Неужто на меня? Может, на Нико?
Восемь воинов сидели неподвижно в седлах, глядя вперед. Воин на облучке озирался, разглядывая пейзаж. Воин, стоящий возле кареты, чесал у себя за ухом. Брант сунул руку в карман и вытащил кожаный мешок. Кубик не светился.
* * *Уличные певцы, специализировавшиеся на пении возле таверн, спешно разучивали любимую песню всех воров и разбойников. Впервые нелепые слова и примитивная мелодия этой песни зазвучали в профессиональном исполнении.
Блистаствует солнце, и пахнет ромашка,
И щупает ветер соски у грудей,
А храбрый наш Максвел по прозвищу Пряжка
Невиданных парень достигнул высей.
Далее в песне говорилось, что храброму легендарному Максвелу, королю всех разбойников, попался на пути некий князь, который, конечно же, был совершенная какашка (не уточнялось, почему), но Пряжка, проявляя доблесть, порвал ему рубашку, дал ему в морду кружкой, и соблазнил его жену, схватив за нежную ляжку, и дочь, которая для рифмы стала грустной побирашкой, а потом ему пришлось посидеть некоторое время в каталажке, ибо жестокий судья напрочь отказался дать ему поблажку, а по возвращении на волю обнаружил он, что жену князь продал в рабство в Славию (в которой рабство было вот уже лет сорок, сделавшись нерентабельным, отменено, как и в других странах), а дочку определил в монастырь. Этого не мог стерпеть благородный Пряжка, и пошел давать князю нанашки, и убил его как дохлую кошку. Певцов щедро одаривали гуляющие.
