Людмила Минич - Ступени в вечность
Смеясь над тобой и тут же преклоняясь… приходить на помощь… льстить ловко и незаметно…
«Ты удивила меня, Маритха…» — «Будь смелее, мне это нравится».
Пять раз встречались в противостоянии… пять раз он побеждал. Давал то, что хотят…
Чего же хотела ты, Маритха? Песчинку счастья, кусочек радости… немножко любви, совсем чуть-чуть.
— И он пошел за тобой, выслеживая, высматривая, прислушиваясь к твоей Нити, сближаясь с тобой все сильнее. — Раванга точно намного выше сделался, и Маритха измельчала перед ним. Мир надвигался, ломая ее глупые мечты. — Он не случайно пел тебе, ведь сила этих песен ему известна. В них нет обмана, Нить нельзя обмануть, но можно обмануться самому. Он заставил тебя постоянно возвращаться мыслями в его мир. Да, в нем много света, но совершенно нет тепла, однако ты того не видела. Он использует людей как возможный источник силы и на иное не способен. Таково его естество. Таким оно стало, и это круг, из которого нельзя выйти, даже если захочется Аркаису. Сильные еще более привязаны к источнику, нежели обычные люди. Свет свету рознь, Маритха. Свет Сына Тархи ущербен и будет таким всегда, потому что ущербен его источник.
Такое его естество, отдавалось у Маритхи внутри. Такое… Это круг, и нельзя из него выйти, даже если захочется… Нельзя обмануть, но можно обмануться. Она пошла вслед за мечтой о чем-то… непохожем на этот унылый мир, в котором нет и не было радости!
Последняя капля огня дрожала внутри, не желая покинуть Маритху, а небо затягивало серой пеленой.
— Сыну Тархи не составило труда разглядеть твои мечты и воспользоваться этим знанием, — продолжал Великий вонзать в нее колючки. — Я думал, что Тангар со своей любовью и заботой развеет завесу лжи, но она лишь уплотнялась. Я пытался открыть тебе глаза, но они желали слепоты. Сын Тархи выбрал путь сердечной привязанности, едва только понял, что ты готова полюбить своего хранителя, и сам сделался ему соперником. Так просто! Неравная борьба, и потому ее исход предрешен. Он умело дергал волокна твоей Нити. Ты сама построила дом из камешков, которых нет и не было. Это ты взяла их из незримого, приняла навеянное за истину. Тот образ, что так старательно лелеешь, бесконечно ошибочен. Аркаис уже прибегал к такому способу… влияния, и не раз. Я помню, как тебе понравилась фигурка Марги-танцовщицы из Табалы. Та самая, из жилища Аркаиса. Ты помнишь ее?
Маритха не ответила. Она плакала горько, но слез было немного.
— Она умерла, соблазнившись тем же, что и ты. А Нить ее исправно служит своему хозяину.
Огонек внутри едва теплился и уже не приносил ей облегчения. Но он был.
Нити, зацепилась Маритха. Надо думать про Нити. Они получат свободу, только если… Дверь нужно открыть. Она зашла так далеко! Ради них… молящих ее о помощи.
— Он похитил тебя из Латиштры, — не останавливался ни на миг неутомимый мучитель, — потому что знал: я увидел его замысел и теперь заставлю тебя услышать правду. Найду способ и исправлю свою оплошность, пока не поздно, чего бы это мне ни стоило. Ему же необходимо было время, чтобы приручить свой Ключ, вернуть утраченное доверие, ведь открывающее Слово не получишь силой. Пожар в Храме — нужно ли говорить, что и это его рук дело? Дело рук тех самых людей, что так обезумели от моего исчезновения, так изверились и взъярились, что подняли руку на Храм, обвиняя Ведателей Табалы в моей смерти. Хранители Покровителя жестоко наказали безумцев и многих паломников-ослушников перерезали еще до того, как я поспел спасти остальных. Однако все это лишь на время, до скорого и праведного суда. Столько жертв, и ради чего? Чтобы отдалить меня хотя бы на одну ночь, чтобы успеть укрыть твою Нить, Маритха! Вырвать из моих рук! Стоит ли того равновесие, надолго ушедшее из пограничного города? Оно незаметно покинуло Табалу, вместе со вздорными обвинениями в лжи и смуте, что я разносил по всей Великой Аданте! Вместе с уходом моих учеников, тех немногих, что действительно нуждались во мне. Тех, что грезили о Нитях и жаждали моего направления. Это начало падения, разброда, начало смутных времен. Время перед грабежами и смертями, чередой бегущими по Табале, перед нашествием незримого из запретных земель. Начало войн за золото с Той Стороны. И все это ради бессмертия одного! Подумай, кому ты несешь бессмертие!
— Ты тоже не избежал того, чтобы сделать громче свой голос в Великой Песне. Сейчас ты почти кричишь, — неожиданно бросил Аркаис и вновь замер, сделался далеким.
— Маритха вздрогнула. Его голос остался прежним, он не скрипел, не хрипел, не дышал ни гневом, ни ненавистью. Словно все, что сказал Раванга, прошло сквозь него, не оставив следа. Почему у нее только боль и ни капли ненависти?
— А ты, — прошептала она, отчаянно цепляясь за последнюю искорку в груди. — Где был Великий Раванга, когда… разоряли Табалу? Что он сделал для… своего равновесия? Чтобы его не разрушить? Может… — Она скрипнула зубами, чтобы не расплакаться вновь. — Может, не нужно… было… бороться вовсе? Вы двое такие… что когда вы… друг на друга… то кажется, что Нить… из тела ускользает… — Маритха с трудом подавила стон. — Вот и Табала… не выдержала…
— Справедливо. Скажи ей, Раванга! — насмешливо уронил Аркаис.
Великий печально глядел на Маритху, и она упрямо опустила глаза к камням под ногами.
— Разрушать всегда легче, чем созидать. Таково людское естество, его легче направить на путь разрушения, чем удержать от него.
— Настоящее равновесие разрушить не так просто, — холодно вмешался Аркаис. — Оно кажется хрупким, но на самом деле крепче камня. Все возвращается к началу, другим, измененным, но возвращается. Нельзя выйти из этого круга. Для того, что сделано, одних моих усилий недостаточно, и ты это знаешь. Маритха права, противостояние сожгло Табалу. Вот и скажи: стоило ли это всего лишь одного бессмертия?
— Я не смог предвидеть последствий, ибо прямое противостояние в Табале для тебя невозможно. Но я не ведал всей изощренности Сына Тархи. Любой дар несовершенен, любой силы недостаточно, когда вокруг все меняется.
— А если бы мог? Отошел бы в сторону? — подхватил Аркаис.
— В иных обстоятельствах я поступил бы по-иному. Сообразно своему видению и пользе для людей из города. Но все свершилось так, как свершилось, и изменить ничего нельзя.
Сын Тархи только коротко усмехнулся, вновь уставился вдаль. Пелена все больше затягивала небо.
— Не стану себя обелять в твоих глазах: я тоже виноват, ты была права в своих подозрениях, — продолжал Раванга. — Многое из того, что мною сделано — для Нити Аркаиса, не для твоей. Надеясь вернуть его Нить Бессмертным, я доверился их замыслу, слишком долго ждал осуществления, оставляя тебя Сыну Тархи, надеясь, что ты окажешься тем самым даром Бессмертных, что вернет его обратно. Я обманулся. Замысла не существует. Но теперь слишком поздно исправлять содеянное, и потому приходится немилосердно терзать твое сердце, и я сочувствую безмерно… Ваши Нити слишком сблизились. Они не разойдутся вмиг, как бы ни было больно. Это правда, как и то, что обещание освободить плененные им Нити, о котором ты упомянула, ничего не стоит. Если Аркаис уйдет в мир Бессмертных, для здешнего он умрет. Его не станет, и Нити, что он удерживал их же собственными путами, в тот же миг получат свободу. Они не связаны с телами и потому не пропадут в междумирье. Они далеко. Если же ему не удастся, то обещание будет забыто в тот же миг. В Храме он не смог бы отказаться от договора. От обещания уйдет обязательно. И если хоть в чем-то я допустил искажение правды, пусть Сын Тархи свидетельствует это перед Бессмертными. Мы над Храмом, и на этот раз не удастся извратить ни слова.
