dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов
— Наконец-то, — сказал король Эан, выступая из мглы. — Я дожидался так долго.
— Чего ты дожидался?
— Когда ты откажешься от наркотика. От сонной отравы.
— Прежде ты приходил во снах…
— А теперь я могу прийти лишь в потерянный сон. В настоящий сон. Иначе говоря, в твою бессонницу.
— Хорошо, — без выражения сказал Драко, — приходи.
— Ты больше не станешь ничего пить? Ты умрешь от жажды. А если станешь, то зелья тебе подсунут, не беспокойся.
— Мне нечего терять.
— Так уж и нечего? А твой сын?
— Позволь напомнить, Эан. Ты обманом заставил меня поклясться, что я убью его.
— Я хотел, чтобы ты убил узурпатора, ограбившего меня, а не мальчика.
— Не говори загадками. Впиши мое имя в свой список предателей. И проваливай.
Эан подошел к постели и грустно улыбнулся. Он выглядел лучше, чем прежде — моложе, свежее. Кожа стала ровной, разгладились искаженные злобой или болью черты лица. Только глаза без белков все еще были неприятно странны.
— Все очень плохо, Драко? Как ты живешь тут, совсем один, без надежды вернуться?
— Я своими руками надежду загубил. Так что я в полной мере…
— Нет, не загубил. Отдал всем бегущим, так вернее. Вернул давно потерянное. Даже я не смог бы сделать больше.
— Когда ты был королем, ты и не хотел.
— У королей свой долг перед этой землей.
— А как насчет шестерых богов? Они знают, что к ним теперь присоединился седьмой?
— Они все знают. Знали. И будут знать. Они спорят теперь, спорят целую вечность, но я встану на твою сторону, если им угодно будет спросить меня.
— О, да тебя повысили в должности. Уже и богам советуешь?
— Смертные и боги — суть одно. Джаяти доказал на деле.
— Только плохо получилось.
— Все из-за природы смертного, питающегося смертным веществом. Пока этот круг не разорвать, вы будете делать ошибки. Мы все будем делать ошибки. Возьмем, к примеру, меня? Отчего я не ухожу, отчего я желаю смерти своего врага, отчего представляю ее и радуюсь заранее?
— Ну, уж… и не знаю даже. Может, потому, что ты вообразил себя каким-то высшим существом, вообразил, что ты равен богам — а на деле просто жестокий, мстительный говнюк?
Эан рассмеялся.
— Ты отрекся от своего обещания, Драко.
— Отрекся.
— А я от своего — нет. Ведь я обещал быть с тобой до конца, помочь тебе даже там, в Ан-гри-и?
— Что-то такое припоминаю. Но об «Ангрии» придется забыть.
— Ты с этим смиришься?
— Выбора нет.
— Ты боишься?
— Я устал.
— Боишься потому, что Гарри Поттер тебя оставил?
Драко промолчал.
— Но он не оставит тебя. Я знаю. Ходят слухи о людях, которые собираются в Гаванях Скорби, на Переправе Быка. Все недовольные, все отчаявшиеся, все, кому страшно — идут туда. А по Фаэйре ходят слухи о демоне в рогатой тиаре, который скользит во тьме, и глаза его смотрят с высоты.
Рывком, выплеснув на пол волну жемчужин, Драко сел.
— Это правда? Где он?
— То здесь, то тут.
— Эан, хватит! Ты только и делаешь, что играешь…
— Он идет сюда с севера. Отряды повстанцев пойдут с юга. Когда они встретятся, ты окажешься в сердце битвы, Драко. И тогда ты не спрячешься, не сможешь выпить отраву и просто уснуть. Тебе придется выбрать.
— Что я должен сделать?
— Спасти своего сына.
— Но как, ради Мерлина, что я могу…
— Не зови сюда этого простака, волшебника-недоучку из чужих земель. Здесь другое волшебство, куда страшнее. Слушай внимательно. Ты умен. Ты догадался уже, что мой камень держит душу твоего сына в заложниках. Мой камень не отпустит ее. Больше никогда.
— Да. Да, я знаю давно…
— Душа его все еще жива, хоть и прячется. Прячется, как я, в темной комнате в далеком лабиринте. Ты не дозовешься, и больше не пытайся, иначе камень убьет ее.
— Я буду…
— Когда камень будет извлечен из тела, тело рассыплется в прах. А душа мальчика окажется в ловушке. Тогда ты возьмешь камень и принесешь его мне. Я заберу его и верну себе трон. А ты вернешь себе сына. Невредимого. Целого. Душу и тело.
— Но как я тебя отыщу? Ты сам придешь сюда? Или будешь всегда здесь, со мной?
— Мы встретимся там, за порогом. Иного пути нет, а здесь я пока что — лишь тень, я не могу говорить иначе, чем в твоем сне, и я не живу иначе, чем говоря с тобой.
— Я должен пронести камень в Высокую Дверь? Тогда я просто могу… взять Скорпиуса и…
— Ты не сможешь, — с состраданием сказал Эан. — Уже не сможешь. Камень, облеченный телом, сильнее всего, что есть, любого оружия и любого волшебства. Он высосал из мальчика все, всю его силу, желание жить и любовь к отцу, и теперь он очень, очень силен.
— Я все равно не смогу…
— Тогда вы оба погибнете. Ты погибнешь здесь, от яда или… или от чего похуже. Он будет заперт навсегда. В вечности. Во тьме. И никто не зажжет свечу в его комнате там, далеко-далеко. Я знаю, какой ужас владеет сердцем при слове «вечность».
Но я вошел во тьму взрослым мужчиной, умудренным и готовым мстить. Скорпиус вошел во тьму ребенком, он состарится там, взаперти, но это старение не принесет ни радости, ни довольства, ни разума. Он сойдет с ума, возможно. Или будет убивать себя раз за разом, и каждый раз после такой попытки будет просыпаться в темнице.
— Камень нельзя извлечь без меча…
— Я знаю. Малоун позаботился об этом. Положись на старика, его жажда мести почти равна… моей. Меч Луча принесут с юга. Ты возьмешь его и сделаешь все, как я велел.
Эан нагнулся и дотронулся до щеки Драко. Прикосновение было холодным и ласковым.
— Теперь спи. Спи без яда. Я отдаю часть украденных у тебя снов. И теперь — никаких обещаний, Драко Малфой. Ты сделаешь все и без них.
* * *По дворцу ползли слухи быстрые, как сороконожки, и тихие, как ветерок в душный полдень. Не помогали уже ни отрезанные языки, ни казни.
Вокруг Файэры, светлого, большого и вольнолюбивого города на северной оконечности полуострова, бродил рогатый демон, и многие утверждали, будто явился он, чтобы отомстить за поруганную честь Далейнов.
Южнее, в скалах вокруг Гаваней Скорби, необитаемых и опасных, прятались, по слухам, целые полчища ночных оборотней — и их тоже звала жажда мести.
Иные паникеры считали, будто на помощь этой армии оборотней движутся тысячи других — переходят мост, неслышно спешат из страны Полуночи.
Золотые патрули не жалели ни магии, ни оружия. Мечи их тупились о разрубленные тела, каждый день на площадях Золотого Града ставили новые виселицы и кресты. По городу полз липкий, животный запах крови и страха.
Дворец, между тем, погрузился в череду праздников — один за одним, словно Король пытался заглушить в себе что-то, заставить придворных молчать, заставить прислугу не думать ни о чем, кроме очередного пиршества.
