Конрад Левандовский - След оборотня
– Это моя собственная, – буркнул он.
Он провел рукой по волосам, ощутив под пальцами твердые слипшиеся пряди.
«Зато эта не моя…» – подумал он со злобной радостью.
Родмин уже бежал по лестнице, перескакивая через две-три ступени сразу.
«Интересно, каким чудом ему удалось столь быстро восстановить силы?» – пронеслось в голове Ксина, видимо, и тот обладал необычными способностями, иначе он наверняка не двигался бы столь резво с прокушенной до кости рукой.
– Куда идем? – спросил Ксин.
– К королю, там узнаем, что дальше.
Далеко они не ушли. Две скрещенные алебарды преградили им путь уже за третьим поворотом коридора. Родмин позвал начальника стражи:
– Пропусти, дело срочное.
– Скажите, я передам.
– Дурак, не видишь, с кем говоришь?
Офицер вытаращил глаза:
– Нет, господин, не узнаю.
– Я Родмин, придворный маг короля! – рявкнул сбитый с толку Родмин.
– Ну да, вроде бы так… – запинаясь, проговорил офицер, – но вы немного староваты, господин, ведь тот…
Ксин с трудом сдержал усмешку. Зато маг пришел в неописуемую ярость:
– Болваны, тайн моего искусства вам все равно не постичь! Если я постарел – значит, так было надо, а теперь с дороги, ослы, не то и вам по полвека добавлю!
Гвардеец побледнел и испуганно выдавил:
– Короля там нет.
– А где он?
– В пыточном зале, за допросами наблюдает.
– Надо было сразу так и говорить! – Маг повернулся к Ксину. – Идем!
В подземельях их встретила глухая тишина.
– Наверное, уже закончили, – предположил Родмин. – Сейчас выясним.
Они вошли в ярко освещенное помещение. Стоявший спиной к ним Редрен, услышав шаги, обернулся. Некоторое время он стоял неподвижно, словно не веря собственным глазам, потом протяжно свистнул.
– Ну-ну, – констатировал он, – вид у вас словно у клиентов пьяного цирюльника.
Он обошел их вокруг, разглядывая с нескрываемым интересом:
– Надеюсь, дамам вы не попались на глаза, а то все бы тотчас из дворца разбежались…
Родмин нервно сглотнул:
– Господин, мы…
– От вас мертвечиной несет, мерзавцы! Чтоб вам провалиться с таким ароматом!
Король смотрел на них с таким выражением, словно размышлял, приказать ли отрубить им головы или, может быть, лучше повесить. Неожиданно он широко улыбнулся:
– Ладно, сегодня у меня настроение хорошее, просто пошутить захотелось.
Он подошел к маленькому столику и, взяв стоявший на нем кувшин с вином, наполнил до краев два бокала.
– Держите. – Он подал каждому по отдельности.
Оба начали жадно пить.
– Сделали дело?
– Да, господин. – Родмин поспешно допил.
– И ничего не осталось?
– Все, господин.
– Ну и хорошо. Я свое дело тоже закончил.
Король налил себе и поднял бокал.
– Ваше здоровье! – провозгласил он.
– И твое, господин, – хором ответили оба.
Они выпили и поставили бокалы. Ксин огляделся вокруг: стоявший неподалеку палач вытирал тряпкой испачканные кровью руки, то есть и в самом деле лишь недавно закончил работу. Помощник же его сидел у стены, с аппетитом ел хлеб с салом.
Котолак подошел к скамье и посмотрел на распростертое на ней обнаженное тело, вернее, на то, что от него осталось…
Ему многое довелось в жизни повидать, но то, что он увидел здесь, показалось ему продолжением кошмарного сна сегодняшней ночи. Он думал, что уже проснулся, но это была лишь иллюзия.
Человек еще был жив, и именно это внушало наибольший ужас, поскольку на нем не было ни единого живого места…
Мастер Якоб обработал его с искусством, достойным гениального хирурга. Он не дотронулся ни до одного из жизненно необходимых органов, не повредил важных артерий и вен, не тронул самые толстые нервы, но не обошел ни одного места, где мог бы вызвать боль…
Самое существенное было попросту вырезано из тела и аккуратно разложено на досках стола. Нервы рядом с пульсирующими венами, все еще живая печень, частично извлеченный из позвоночника спинной мозг. Зато остального не было вовсе; от мышц ничего не осталось, кишки были намотаны на деревянную катушку. Руки и ноги торчали из-под стоявшего под столом ведра. Крови было мало, – видимо, палач тотчас же прижигал раскаленным железом каждое начинавшее сочиться место. Вместо нее всюду блестели желтоватые, покрытые струпьями лужицы лимфы.
Можно было догадаться, что мучения причинялись медленно и в соответствии с заранее продуманным планом, основанным на превосходном знании анатомий!
– Он начал с того, что содрал кожу, а закончил перепиливанием костей… – Редрен, незаметно оказавшийся за спиной Ксина, показал ему соответствующие орудия. Тот, однако, смотрел совсем на другое – на лицо лежащего. Нижняя челюсть и язык отсутствовали, нос и щеки были срезаны. Он смотрел на живой череп. В глазницах еще оставались глаза, вернее, глаз – выпученный, страшный, безумный. Другой висел на вытащенном нерве. Кто-то завязал его узелком…
– Зачем?.. – потрясение выдавил Родмин. – Он ведь не может говорить.
– Я велел это сделать, когда он все уже рассказал, – твердо заявил Редрен.
– Это было излишне…
– Это было наказание, и кроме того – необходимость, – коротко ответил король.
– Но…
– Дурак! Может, он этого не заслужил? Сколько людей погибло вчера в городе?!
– Четыре сотни с лишним.
– Старики, женщины, дети были?
– Их было большинство, погибали целые семьи.
– О тех, что свихнулись со страху, я даже не упоминаю. Свыше четырехсот смертей! И если бы не мы, их было бы намного больше. Я могу его убить только один раз, так, по крайней мере, сделаю это не спеша!
Ксин думал о родном лесе, о поучениях Старой Женщины, о вампирах, упырихах, волколаках. Ими управлял слепой рок, накопившаяся злоба, как правило не их собственная. Он вспомнил об отчаянии и страданиях, мучивших его каждым солнечным днем, прежде чем он сумел победить засевшую глубоко внутри него ненависть. Он вспомнил чудовища, с которыми сражался несколько часов назад, – и посмотрел на короля. Не говоря ни слова, Ксин подошел к жертве, достал нож и вонзил прямо в сердце. Страшный глаз тут же погас.
Редрен зарычал и прыгнул к нему.
Их взгляды встретились. Глаза короля пылали яростью. Глаза Ксина смотрели холодно и спокойно. Ничто не нарушало их глубокого и яркого зеленого блеска.
Наступила зловещая тишина. Находившиеся в зале не смели вздохнуть. У помощника палача из разинутого рта выпал кусок непрожеванного хлеба.
Редрен неожиданно успокоился. Какое-то время казалось, будто он пробуждается ото сна. Он широко открыл глаза, беззвучно пошевелил, губами.
– Ты хотел мне доказать, что ты в большей степени человек, нежели я. Ты, кошачье отродье, – мне, представителю благородного рода в шестнадцатом поколении?! – проговорил он очень тихо, но голос его дрогнул. Он за молчал, лицо его исказилось в странной гримасе. – Это тебе не удастся! – с облегчением бросил он.