Александра Лисина - Возрождение
Таррэн устало прикрыл глаза.
- Мой Огонь изменился. Он стал другим, брат. И это случилось здесь, на Алиаре. Только в прошлый раз мне было не до него. В этот же, пока рядом была Белка, я тоже не ощущал особых проблем - она забирала те излишки, которые мне мешали Но теперь, когда ее нет, я... живу, как на вулкане, брат. Одно лишнее слово - и тут же взорвусь. Как будто не учили меня Хранители в подземельях Иллаэра. Будто не прятал я перстень в своей груди. Будто не было веков, которые заставили меня отказаться от магии. И будто не был я тем единственным, кого принял Лабиринт. Я... что-то во мне изменилось, Эл. Что-то словно бы проснулось... еще не до конца, нет, иначе я не остановился бы сегодня. Но все-таки что-то не так. Какая-то часть меня стала другой, я чувствую. И Огонь это чувствует тоже. Мне теперь трудно его контролировать. Трудно не вспыхивать, как Тор, каждый раз, когда происходит что-то, что мне не нравится. А еще - мне стало трудно отделаться от мысли, что весь местный Совет как-то... мелок и ничтожен. Что проще было бы его уничтожить к Торку, чем возиться, как с малыми детьми.
Тирриниэль беспокойно переглянулся с Элиаром, чувствуя пугающую правду в словах сына, а перевертыши выжидательно замерли у дверей.
- Пока я держусь, - тихо вздохнул Таррэн. - Но не знаю, насколько меня хватит. День, неделя, месяц... надо заканчивать здесь быстрее, отец. И надо возвращаться. Я знаю, что пора возвращаться, иначе будет плохо. Мы перестали быть для Алиары добрыми гостями. Шесть тысяч лет уже перестали, она уже не видит в нас родичей. Мы стали для нее чужими. Более сильными, опасными и... чужими. Так я чувствую. Может, это и неверно, но что-то подсказывает мне, что я не ошибся. И может, именно поэтому мне здесь так нехорошо.
- Не стоит тебе завтра идти на Совет, - поджал губы Элиар.
- Это опасно, - согласился Тиль. - Пожалуй, самым лучшим для тебя будет выспаться и хорошенько отдохнуть. Пусть аура восстановится, пусть успокоится Огонь. Если этого не хватит, то помогут Охотники.
Стрегон перехватил быстрый взгляд Темного Владыки и тут же кивнул: конечно, они помогут - забрать у Хозяина излишки силы, кроме Белки, больше некому. Однако сейчас ее нет рядом. Зато они, пятеро, вполне могут справиться, как тогда, в Золотом Лесу, когда пришлось в буквальном смысле слова ловить его чудовищный Огонь собственными телами, не давая ему погубить деревья.
- Пойдем, Эл, - Тиль со вздохом поднялся. - Вам обоим нужно отдохнуть. Завтра мы пойдем с тобой на Совет, а Таррэн останется здесь. Латать дыры в своей защите. Под охраной из перевертышей.
- Я пойду с вами, мой лорд, - спокойно сообщил Шир.
- Бел велела? - криво усмехнулся эльф.
- Конечно.
- Иди. Но Стрегон и рыжий останутся здесь: они самые молодые и чувствительные. Таррэн, ты слышал? Остаешься с ними и к Огню больше не прикасаешься!
Таррэн потер виски.
- Хорошо, я попробую.
- Ты сделаешь, а не попробуешь, - почти ласково сообщил ему отец. Точно таким же тоном, каким иногда говорила Белка, когда начинала сердиться. - Учти: если ты сорвешься, остановить тебя будет некому. Мои резервы не бесконечны, у Эла - тем более, перевертышей у нас всего пятеро, а у Лана пока не хватает опыта в таких делах. Светлые же тут вообще не помощники, так что сделай нам одолжение - не отходи далеко от Ясеня. По крайней мере, пока не вернется Белка.
- А как ты объяснишь Старейшинам мое отсутствие?
- Да уж придумаю что-нибудь, - снова усмехнулся Темный Владыка. - Что я, повода не найду?
- Учти: Адоррас - сильный маг. Лжи в своем доме не потерпит.
- Теперь это не только его дом, - буркнул под нос Элиар. - А скоро станет вообще не его. Если, конечно, я все правильно понял.
- Так, хватит, наговорились, - оборвал его Тирриниэль. - Отправляйтесь спать и попробуйте отдохнуть: завтра будет трудный день. Стрегон, кто из вас останется дежурить?
- Я и Шир.
- Тогда присмотрите за фоном: если почувствуете неладное, будите.
- Так точно!
Тирриниэль, дождавшись, пока недовольный Светлый и бодро подскочившие с места Охотники выйдут, обернулся к сыну.
- Таррэн?
- Я в порядке, - не слишком охотно откликнулся тот. Но Тиль не удовлетворился ответом - быстро подошел, придержал его за плечи и внимательно всмотрелся в полные тоски глаза.
- Не лги мне, - тихо попросил Темный Владыка. - Я знаю, что ты далеко не в порядке. И вижу, что твоя аура стала иной. Это пугает меня, сын, и очень настораживает. Я не хочу тебя потерять. И еще больше не хочу, чтобы тебя потеряла Белка.
Таррэн виновато опустил голову.
- Прости. Я не хотел тебя в это втягивать.
- Ты мне не доверяешь? - еще тише спросил Тирриниэль.
- Доверяю.
- Тогда в чем дело? Что тебе мешает?
Таррэн невольно вздрогнул, припомнив свой ужасающе реальный сон, в котором погибала старая Драконица, и едва не зажмурился, чтобы не видеть снова ее лица - человеческого, проступающего сквозь толщу мертвого камня, как смутный образ со дна реки, поразительно красивого, невыносимо знакомого... но при этом искаженного, смиренного и безмерно уставшего. Лица Белки, которое появлялось перед ним всякий раз, когда доводилось закрыть глаза хотя бы на мгновение.
Он вздрогнул снова и, поняв, что отец все еще ждет ответа, хрипло сказал:
- Прости. Я еще сам не понимаю.
Тирриниэль слегка нахмурился, подозревая, что услышал далеко не всю правду, но потом вздохнул и, неловко обняв закаменевшего сына, быстро вышел, не сказав больше ни единого слова. А Таррэн, убедившись, что остался совершенно один, устало опустился на чудом уцелевшую кушетку и, обхватив голову руками, глухо застонал.
Глава 4
...Все то же море, блестящее в багровых лучах заходящего солнца, как загадочная шкатулка. Все тот же ветер, вольготно гуляющий над синими волнами. Тот же воздух, прозрачный и чистый, как хрусталь. Но больше нет вокруг едкого дыма, застилающего взор. Вообще ничего больше нет, кроме моря, звенящей вечерней тишины, мерного плеска волн и опустевшего Гнезда, на котором больше никогда не поселятся Драконы.
Ровное плато, на котором когда-то бушевал яростный Огонь, теперь пустует. На нем не слышно голосов, над ним не летают с криками чайки. Ни кустика, ни деревца в округе - там, где некогда свирепствовала всепожирающая ненависть, больше нет места прощению или жизни. Все умерло. Все сожжено. Ничего больше не осталось, кроме горечи поражения и тихой скорби по погибшим. А еще там до сих пор виднелась статуя... прекрасная, раскинувшая в защитном жесте крылья статуя мудрой и всепрощающей Матери, от которой даже сейчас, спустя столько лет, веет чем-то забытым и почти родным.