Стивен Эриксон - Сады Луны
Сержант Скворец рассматривал обломки доспехов на холме. Рваная Снасть смотрела, как он постепенно понимает, что здесь произошло. Его щёку передёрнул нервный тик. Он посмотрел на чародейку по-новому, взгляд серых глаз стал чуть мягче, и от этого Рваная Снасть едва не сломалась.
— Только ты осталась из кадровых?
Она отвернулась, чувствуя себя ужасно хрупкой.
— Последняя из тех, кто стоит на ногах. Дело не в мастерстве. Просто повезло.
Если он и расслышал горечь в её ответе, то не подал вида и молчал, глядя, как двое его солдат из Семи Городов склонились над Локоном.
Рваная Снасть облизнула губы и поёжилась. Чародейка покосилась на солдат. Они переговаривались. Снасть услышала, как Локон рассмеялся, и этот тихий отзвук радости заставил её поморщиться.
— Вон тот, высокий, — сказала она. — Он маг, так ведь?
Скворец хмыкнул:
— Его зовут Быстрый Бен.
— Не с этим именем он родился.
— Не с этим.
Она расправила плечи под весом плаща и на миг облегчила глухую боль в пояснице.
— Я должна бы его знать, сержант. Такую силу замечают. Он не новичок.
— Нет, — ответил Скворец. — Не новичок.
Она почувствовала, что начинает злиться.
— Я требую объяснений. Что здесь происходит?
Скворец скривился.
— Да ничего, судя по всему. — Он повысил голос: — Быстрый Бен!
Маг обернулся.
— Вот-вот сторгуемся, сержант, — ответил он и сверкнул белозубой ухмылкой.
— Худов дух! — вздохнула Рваная Снасть, отворачиваясь.
Девушка по-прежнему стояла на вершине холма и, казалось, изучала колонны морантов, которые входили в город. Она словно почувствовала взгляд Рваной Снасти и резко обернулась. Выражение её лица потрясло чародейку. Рваная Снасть отвела глаза.
— Это всё, что осталось от твоего взвода, сержант? Два пустынных мародёра и жадный до крови новобранец?
Скворец ответил ровным голосом:
— У меня осталось семеро.
— А утром было?
— Пятнадцать.
Что-то тут не так. Она чувствовала: необходимо что- нибудь сказать.
— Лучше, чем у большинства. — Чародейка мысленно выругалась, когда кровь отлила от лица сержанта. — Но всё равно, — добавила она, — я уверена, что все те, кого вы потеряли, были хорошими людьми.
— Хорошо умели умирать, — сказал он.
Её потрясла жестокость его слов. В смятении она плотно закрыла глаза, чтобы удержать слезы отчаяния и разочарования. «Слишком много всего произошло. Я к этому не готова. Я не готова к Скворцу, человеку, который согнулся под тяжестью собственной легенды, человеку, который, служа Империи, взошёл не на одну гору трупов».
«Мостожогов» почти не было видно последние три года. С тех пор, как началась осада, им приказали делать подкопы и минировать древние, массивные стены Крепи. Задание прямо из столицы, и это была либо злая шутка, либо результат чудовищного невежества: город стоял в ледниковой долине, где груды камней прикрывали расселины такой глубины, что даже маги Рваной Снасти едва могли почуять их дно. «Они три года провели под землёй. Когда они в последний раз видели солнце?»
Рваная Снасть вдруг словно окаменела.
— Сержант, — она открыла глаза, — ты был в своих тоннелях с самого утра?
Мучительное понимание пришло к ней, когда она увидела, как боль на миг исказила его лицо.
— В каких тоннелях? — тихо спросил он, а потом прошёл мимо неё.
Чародейка взяла его за руку. Сержант содрогнулся.
— Скворец, — прошептала она, — ты уже догадался. Про… про меня, про то, что случилось здесь, на холме, со всеми солдатами. — Она запнулась, но потом сказала: — Это наше общее поражение. Мне очень жаль.
Он отвёл глаза и отстранился.
— Не стоит, чародейка. — Сержант наконец встретился с ней взглядом. — Мы не можем позволить себе сожалеть.
Она смотрела, как Скворец подошёл к солдатам.
Голос молодой женщины зазвучал прямо за спиной у Рваной Снасти:
— Сегодня утром нас было четырнадцать сотен, чародейка.
Рваная Снасть обернулась. Вблизи было очевидно, что девушке никак не больше пятнадцати. Вот только её глаза, блестевшие тускло, как потёртый оникс, — они казались древними, словно все чувства в них давно обратились в прах.
— А теперь?
Девушка пожала плечами — почти беззаботно.
— Человек тридцать, может, тридцать пять. Четыре из пяти тоннелей обрушились. Мы были в пятом и смогли вырыть проход наружу. Скрипач и Вал возятся с другими, но думают, что остальных засыпало насмерть. Они пытались позвать кого-нибудь на помощь. — Холодная, знающая улыбка появилась на её грязном лице. — Но твой хозяин, Высший маг, остановил их.
— Тайшренн так сделал? Почему?
Девушка нахмурилась, словно была разочарована. Потом просто отошла прочь и снова принялась разглядывать город с вершины холма.
Рваная Снасть смотрела ей в спину. Девушка проронила последние слова так, будто ожидала совершенно определённой реакции. Сочувствия? В любом случае это промах. Тайшренн настраивает всех против себя. Хорошо. Штурм стал ужасной катастрофой, и вина за неё лежит целиком на плечах Высшего мага. Чародейка посмотрела на Крепь, а потом подняла глаза на затянутое дымом небо над городом.
Огромная, смутная тень, которая встречала её каждое утро эти три года, теперь исчезла. Рваная Снасть до сих пор не могла в это поверить вопреки тому, что видели её собственные глаза.
— Ты предупреждал нас, — прошептала она пустому небу, когда на неё нахлынули воспоминания о том утре. — Ты же предупреждал нас, не так ли?
Она спала с Калотом последние четыре месяца: маленькая радость, которая могла развеять скуку бесконечной осады. Так, по крайней мере, она сама себе объясняла их непрофессиональное поведение. На самом деле всё было серьёзнее, намного серьёзнее. Но честность к себе никогда не входила в число добродетелей Рваной Снасти.
Внезапный магический вызов разбудил её раньше, чем Калота. Маленькое, однако пропорционально сложенное тело мага уютно устроилось на мягких подушках её плоти. Она открыла глаза и увидела, что он жмётся к ней, как ребёнок. Потом Калот тоже почувствовал призыв и проснулся, чтобы увидеть её улыбку.
— Локон? — спросил он, когда, вздрагивая, выбрался из-под одеяла.
Рваная Снасть поморщилась.
— А кто ещё? Этот тип вообще никогда не спит.
— Хотел бы я знать, что на сей раз? — Он стоял и оглядывался в поисках своей туники.
Снасть смотрела на него. Он был такой худой, что они казались идеально неподходящими друг другу. В жидком утреннем свете, который сочился сквозь брезентовые стенки шатра, его нескладная, угловатая фигура словно смягчилась, стала детской. Для столетнего мужчины Калот отлично сохранился.
