Всё ещё человек (СИ) - Хохлов Владислав

Майкл слегка опешил от того, что пытается вытворить девушка. Она же, услышав своё имя, выглянула из-за стола с гримасой абсолютного удивления.

— Прости, я не хотел тебя пугать.

Мария, встав в полный рост вышла из-за стола, продолжая держать в руках солидного размера книгу.

— Хорошее, наверное, чтиво, — добавил он, улыбаясь. Мария подхватила его улыбку, и, между ними начались налаживаться дружеские отношения. — Пошли позавтракаем.

Майкл собирался взять свою порцию и уйти, но небольшая фигура в углу комнаты заставила его остановиться. Он вскрыл одну банку, протянул её девушке, чтобы та ушла есть, и остался один. Метровое зеркало в углу показало ему, насколько он действительно был страшен, когда с лица пропадала связь с внешним миром. Бледный, покрытый синяками и ранами, ожогами и болезненными пятнами, почти что живой мертвец, изображенный на ужасных иллюстрациях книг. Он стянул с себя майку, на которой почти не осталось живого места, и начал разглядывать эпопею пыточных дел. Почти как целая книга, сверху до низу исписанный мыслями и заметками мучителя, совсем не тот человек, что пришел в церковь за помощью. Тяжело было привязать это истерзанное тело к тому Майклу, что ввёл беззаботную жизнь, любил радоваться и улыбаться. Это был побитый временем и обстоятельствами солдат, раб судьбы, брошенный всеми, жалкий человек.

Когда он покинул комнату, девушка уже во всю наслаждалась своей скромной пищей, которая была для неё настоящей благодатью. Мужчина сел рядом с ней и, будучи незамеченным, смог разглядеть Марию.

Слегка бледная, но всё же телесного цвета кожа; грубые и жёсткие рыжие волосы, которые выглядели, как потухающее пламя. Черты лица Марии говорили о том, что её предки жили на севере. Тонкие губы и маленький носик; серые, уставшие глаза, слегка заострённые уши, изогнутые брови. Лицо Марии красило ещё то, что у неё не переставал спадать с щёк лёгкий румянец. Майкл будто смотрел на какую-то миловидную беднячку, с обложек популярных журналов. Девушка продолжала поглощать свой завтрак, делая при этом небольшие паузы, прислушиваясь к окружающей обстановке. «Точно, беднячка».

— Откуда ты? — поинтересовался он.

Девушка лишь кротко посмотрела на него, словно безмолвно ответила на вопрос: «по мне и так видно, откуда я». Когда она вернулась обратно к приёму пищи, Майкл смог дальше разглядеть её особенности. Тощая так, что сильно выпирали кости, но сама форма тела была крепкой, широкой. Так улица закаляла своих детей, делая их более способными на выживание, нежели тихие и изнеженные жители тёплых домов. На её теле было видно больше синяков и порезов, которые словно сияли от света ближайших светильников. Некоторые ногти на руках и ногах отличались друг от друга: вырванные, обгрызенные, обломанные или отросшие, — одно сплошное неряшество. Девушка пережила пытки более продолжительные и страшные, чем у Майкла. Он не решался смотреть на своё тело, но когда-то ему придётся сделать это.

Она по-прежнему продолжала держать рядом с собой священную книгу.

Когда же он сам приступил к приёму пищи, после того, как наконец-то смог рассмотреть девушку, то услышал одну лишь фразу: «с улицы». Майкл решил прикинуться, будто удивлен этим ответом, но стоило ему повернуться к девушке, как она спокойно продолжила есть. Не последовало и продолжительного разговора, затрагивающего ощущения, воспоминания… одного этого ответа было достаточно, чтобы закрыть тему, и больше к ней не возвращаться.

Майкл закончил есть, даже не начав. Почему-то, — сам того не зная, — он ощутил сильную тоску оттого, что услышал от девушки. Он уже раньше предположил этот ответ, обдумал его и представил, но из чужих уст он звучал так, словно в каждой произнесённой букве ощущались неподдельные боль и страдание, которые разом вспыхнули в голове хозяина. В его глазах, Мария возвысилась как символ человеческой силы, чистоты и непорочности. Эта мысль была схожей с тем, как недавно Майкл представил её своим ребёнком, но теперь видел в ней сущего ангела. Одно лишь слово возвысило беднячку на пьедестал.

Часы проходили быстро. Майкл всё время бродил по залу, не в силах найти себе занятие. Он уже находился в очень удобном и богатом на пропитание месте, где может жить бок о бок с Марией крайне долго и счастливо. Но последние дни под гнётом тяжелого выживания и открытым небом доказали, что нет ничего скучнее благоустройства. После плена, каждую минуту руки Майкла чесались, лишь бы наконец-то вернуться к труду. Какой бы ни была окружающая обстановка, всегда становится тесно и скучно. Обдумывая все свои поступки, и окружающий достаток, Майкл всё же обратил внимание на то, что Мария до сих пор находилась в одном тряпье. Он пристально уставился на эти обноски, представляя себя в них, и ощущая проносящийся по коже холод. Девушка словно заметила пристальный взгляд мужчины, и странно съёжилась, понятно стесняясь страшного и знакомого взгляда.

— Если тебе холодно, то я могу пройтись по домам и найти другую одёжку. — Майкл не обратил внимание на поведение девушки — он впервые за долгое время увидел женскую робость, но списал её на то, что бедняжка просто не привыкла к новому знакомому. Он даже подумал, что она прячется от его «мужланского» и хищного взгляда, но сразу успокоил себя мыслью: «что я там не видел…». Если бы она была такой же туполобой как он в этот момент…

Мария отреагировала на его слова крайне необычно: она поднялась на ноги и подбежала к нему. Схватившись за его руку, она посмотрела на него со страхом и жалость, словно он хочет бросить её. Это поведение ещё сильнее напрягало мужчину, который так и не знал, что ему стоит делать.

— Тебе же холодно, — возразил он.

Мария отрицательно потрясла головой.

— Неудобно.

Она ещё сильнее начала трясти головой.

Мария стала тянуть Майкла к себе, оттаскивая его дальше от двери наружу. Ей это удалось, по большей части из-за того, что он сам решил ей повиноваться.

Майкла привели поближе к пианино, что закрывало собою спуск вниз. Стоя там, Мария показала на заваленный проход. Под баррикадами, можно было услышать, как где-то снизу шуршали чем-то тяжёлым, точно перетаскивая с одного места, на другое. Из-за этих звуков рождалась картина того, что старый священник очнулся и пытается выбраться через огромный завал в тоннеле.

— Он не сможет пробраться к нам: он стар и слаб, а мы вооружены, — с улыбкой заметил Майкл.

Однако мысль о том, что прошлое активное пытается дотянутся до беглецов, крепко засело в голове.

— Закрой уши, — попросил девушку Майкл. Она повиновалась. — Убирайся, иначе я убью тебя!

Как того и ожидалось, звук внизу прекратился, а на лице Майкла выступило настолько злобное выражение, что у Марии заблестели глаза от изумления. Её спаситель был таким грозным и добрым.

Повернувшись к Марии, чтобы передать ей своё спокойствие, он заметил, как она смущенно мотает головой. Смотря в глаза спасителя, она делала это медленно и взволнованно. Вместо того, чтобы успокоить девушку, Майкл сам заразился её беспокойством.

Риски постоянно стоит оценивать здраво, но и для этого требуется не дюжее усилие. Если не брать при рассмотрении того или иного момента всех его составляющих, то можно проиграть битву, даже не начав её. Небольшое незнание определённых моментов и деталей, может в корне повернуть всю ситуацию вверх ногами. Во времена, когда за жизнь нужно бороться всем, что имеешь от природы и цивилизации, ошибки не прощаются, а незнание карается.

Майкл с ужасом воспринял немой посыл Марии. Он ничего не знал о старике в тоннеле. Первоначально, — когда он только выбрался из своего заточения, — ему казалось, что священник никакой угрозы не представляет. Он считал, что через некоторое время дед подойдёт к лестнице и будет просить прощения, помощи и еды. Но даже это, были слишком радужные надежды. Бывший тюремщик оказался не промах, он скорее всего, как только очнулся, то сразу отправился вдаль тоннеля, чтобы выбраться наружу. Пугало ли его по-настоящему возможность того, что из-за завала вылезет враждебное существо, или он просто сказал то, что первое пришло ему в голову. Существовал ли сам завал или там было ещё больше комнат-темниц?