Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин
Сначала мне показалось, что она одна в зрительном зале и поет, обращаясь к пустым креслам и тусклым газовым светильникам. Но когда ария закончилась, из партера донесся голос Пел-Тенхиора. Я сразу его узнал.
– Где Хор Рабочих?
На минуту повисла тишина, словно никто не мог ответить на этот вопрос. Потом из-за кулис выглянул мужчина-эльф и пробубнил:
– Извините, И’ана, у нас тут возникла небольшая путаница.
– Путаница? Что там можно перепутать? Оторо… – он произнес это имя на бариджанский манер, с ударением на первом слоге, – поет «жестокие часовщики», и в этот момент с обеих сторон на сцену должен выходить Хор Рабочих. Я уверен, что в либретто было написано именно так.
– Дело не в этом, – произнес мужчина тоном, который подразумевал, что «это» и явилось причиной «путаницы».
– Тогда что, во имя… Ладно, ничего страшного, я сейчас поднимусь.
Пел-Тенхиор взбежал по доске, которая была приставлена к сцене в качестве импровизированной лестницы, и скрылся за кулисами.
Певица осталась стоять на своем месте, невозмутимая, как статуя.
Я постарался как можно незаметнее приблизиться к сцене и остановился у ряда, на котором сидел Пел-Тенхиор. Я без труда нашел его место – на соседнем кресле громоздилась куча бумаг.
Певица заметила меня и окликнула режиссера:
– И’ана, к вам пришли.
Огни рампы слепили ее, она прищурилась и добавила:
– По-моему, это прелат.
– Прелат? – Пел-Тенхиор выглянул из-за кулис. Увидев меня, он улыбнулся и воскликнул: – Отала Келехар! Добро пожаловать в сумасшедший дом! Так, дорогие, я вас на минуту покину. Ветет, будьте добры, разберитесь со своей путаницей. – Он в два прыжка спустился со сцены и быстро подошел ко мне. – Какие у вас планы, отала? Я выяснил имена подруг Арвене’ан из канцелярии.
– Очень хорошо, но сначала я хотел бы побеседовать с артистами.
– Конечно, – кивнул Пел-Тенхиор.
– Сколько певцов у вас в труппе?
– У нас всех по двое: сопрано, меццо-сопрано, контральто, теноры, баритоны и басы. И есть еще хор из двадцати артистов и детский хор, если вы желаете расспросить детей.
– Дети иногда бывают наблюдательнее взрослых, – сказал я.
– Верно. Итак, всего пятьдесят два певца.
– Они все заняты в каждой опере?
– Не обязательно, – покачал головой Пел-Тенхиор. – В большинстве опер выступает только половина ведущих артистов, в различных, так сказать, сочетаниях, и лишь примерно в одной из пяти постановок участвует детский хор.
– А сколько певцов занято в вашей новой опере?
– Восемь ведущих артистов и оба хора. Артисты второго состава, у которых нет партий, тоже поют в хоре, потому что я хотел создать впечатление большой фабрики.
– Мин Шелсин была у вас единственной нарушительницей спокойствия?
– Тура – Тура Олора, ведущий бас – вечно всем недоволен, но я бы не назвал его нарушителем спокойствия. Нанаво – сплетница, однако она болтает не со зла. В отличие от Арвене’ан. Так что – да, только Арвене’ан намеренно старалась поссорить всех со всеми и часто доставляла коллегам неприятности. Очередная кошмарная эпитафия.
– Мин Шелсин сама сделала свой выбор.
– Вы имеете в виду – если она хотела, чтобы я хорошо отзывался о ней, ей следовало вести себя достойно? Возможно. А возможно, я просто злоязычен. – Он повысил голос, так что его, наверное, стало слышно даже в фойе:
– Всем выйти на сцену!
Артисты начали выходить по одному, по двое, потом появилась большая группа и несколько отставших. Дети шли цепочкой, взявшись за руки. Почти все были светлокожими и светловолосыми, за исключением Оторо Вакреджарад – вспомнил я имя певицы, вычитанное вчера в программе, – одного мужчины из хора и трех детей.
– Так, хорошо, – сказал Пел-Тенхиор. – Во-первых, думаю, всем вам уже известно, что Арвене’ан Шелсин мертва.
Артисты принялись вполголоса переговариваться, но я не смог разобрать ни слова; кроме того, я не заметил печали на лицах.
– Во-вторых, – продолжал режиссер, – это отала Келехар. Он хочет побеседовать с вами.
Все уставились на меня.
Я заговорил:
– Я Свидетель Мертвых. В данный момент я выступаю от имени мин Шелсин, которая была убита…
– Убита? – перебил меня кто-то. В голосе слышалось потрясение и недоверие.
– Ее столкнули в канал Мич’майка, – объяснил я. – Она умерла не от утопления, а от удара по голове, но, так или иначе, произошло убийство.
И только после этого я вспомнил, что начальники часто порицали меня за отсутствие такта.
Артисты труппы Алой Оперы были шокированы. Первой пришла в себя мин Вакреджарад:
– Вы – Свидетель вел ама. Я читала о вас в газетах.
– Да, – подтвердил я. – Я здесь для того, чтобы получить сведения о мин Шелсин – любые. Все, что вы можете мне сообщить.
– Она дружила с девушками из канцелярии, – сказала мин Вакреджарад. – Больше я о ней ничего не знаю, потому что она очень не любила меня.
– Мин Шелсин просто завидовала, – вмешалась другая женщина. – Завидовала вашему голосу. А потом появилась лучшая партия меццо-сопрано за последние тридцать лет, и эту роль получила не она. Уверена, Оторо, если бы убили вас, мы бы сразу поняли, кто это сделал.
Не только я здесь страдаю отсутствием такта, подумал я и постарался запомнить певицу в лицо.
– Она не разговаривала с нами, – добавила женщина, стоявшая рядом с бесцеремонной певицей.
– Конторскую служащую, с которой она дружила, зовут Мелето, – вспомнил певец.
– Мелето Балведин и Торе’ан Ноченин, – подсказала одна из певиц.
Я бросил быстрый взгляд на Пел-Тенхиора, и он кивнул. Очевидно, ему называли те же имена.
Артисты взирали на меня с надеждой, как всегда смотрели на меня те, с кем я сталкивался во время расследования. Они надеялись, что, узнав имена, я уйду и оставлю их в покое.
Я сказал:
– Известно ли вам, кто мог желать ей зла?
Никто не ответил. Даже бестактная женщина ничего не сказала.
– Здесь ведь не все ваши артисты, верно? – обратился я к Пел-Тенхиору.
– Нет, только те, кто занят в этой сцене, и детский хор, выступающий в антракте. А То’ино, которая любезно помогает нам в хоре сегодня, была дублершей Арвене’ан.
Высокая женщина-эльфийка покраснела до корней волос и кивнула.
– Кто-то из вас может еще что-нибудь добавить? – обратился я к певцам. – Все что угодно.
Артисты растерянно переглядывались и качали головами. Неожиданно кто-то из детей выпалил:
– Вам нужно спросить Матрону. Матрона знает все!
Я вопросительно взглянул на Пел-Тенхиора, и он объяснил:
– Это дама, которая руководит детским хором. – И он крикнул: – Дейвело! Вы нужны мне на сцене!
Вошла темнокожая женщина средних лет, довольно полная, с добрым лицом. Она спокойно выслушала новость и произнесла:
– Это ужасно.
Вмешался Пел-Тенхиор:
– Я должен продолжать репетицию. Дейвело, вы побеседуете с оталой Келехаром? Расскажите ему все, что знаете.
– А дети? – спросила Дейвело.
– Могут остаться на сцене, если будут сидеть тихо.
Дети захихикали; очевидно, они не боялись зычного голоса Пел-Тенхиора. Тем не менее они послушно расселись на равном расстоянии друг от друга, словно эта сцена была заранее отрепетирована.
Темнокожая женщина спустилась по доске не так стремительно, как Пел-Тенхиор, но вполне уверенно. Она поздоровалась со мной:
– Добрый день, отала.
Я поклонился в ответ.
– Меня зовут Дейвело Мейтано, – представилась она. – Я с радостью помогу вам, чем смогу, отала, но сначала давайте выйдем в фойе, иначе мы друг друга просто не услышим.
Как раз в этот момент Пел-Тенхиор крикнул:
– Так, начинаем арию Джелсу сначала! Хор Рабочих – со сцены, Хору Призраков остаться!
– Разумное предложение, – согласился я и последовал за меррем Мейтано по проходу между рядами к дверям. Когда мы вышли в фойе с красными стенами, похожее на пещеру, она начала: