Свидетель Мертвых - Эддисон Кэтрин

– Благодарю вас за то, что вы согласились поговорить со мной, – продолжал я. – Расскажите мне о мин Шелсин.

Они охотно принялись рассказывать, и я быстро понял, что Арвене’ан Шелсин, которую они знали, была полной противоположностью неприятной молодой женщине, описанной меррем Мейтано. Их Арвене’ан была доброй и щедрой. Девушки боготворили ее просто за то, что она снизошла до них, ведь она была певицей и исполняла ведущие партии, а они были простыми конторскими служащими.

Трудно было отнестись без цинизма к «дружбе», которую описывали мин Балведин и мин Ноченин, потому что они поклонялись Арвене’ан Шелсин, а певица, судя по всему, нуждалась в поклонении как в воздухе. Преданные девушки не критиковали ее.

Возможно, ее утешало сознание того, что у нее были по меньшей мере две «подруги», которые всегда принимали ее сторону. Возможно, она просто наслаждалась, изображая знаменитую певицу перед двумя простодушными девушками. Однако мне показалось, что она неплохо относилась к ним – либо из привязанности, либо потому, что не хотела их оттолкнуть.

Когда я спросил насчет покровителей, они ответили, что внимания мин Шелсин добивались многие мужчины.

На вопрос об именах поклонников девушки сказали, что не знают.

Я приподнял брови, и мин Балведин покраснела.

– Она редко говорила о них.

Мин Ноченин пробормотала:

– Иногда она упоминала имя осмера Поничара. Показывала нам его подарки.

– Подарки?

– Украшения, которые она надевала во время выступлений, – объяснила мин Ноченин. – Он подарил ей чудесные золотые серьги с бирюзой и еще серебряный кулон с лунным камнем.

Мин Балведин добавила:

– И золотое кольцо с янтарем, и колье из серебра с гранатовыми вставками.

– Но ей пришлось все это заложить, – добавила мин Ноченин. – Арвене’ан совершенно не умела обращаться с деньгами.

– Она тратила их мгновенно, – сказала мин Балведин. – Но не позволяла нам помогать ей. Она говорила, что скорее отнесет в ломбард свои драгоценности, чем будет обирать друзей.

Это совершенно противоречило тому, что все остальные успели мне рассказать об Арвене’ан Шелсин, но я уже понял, что молодые женщины не умеют лгать.

– Вы знаете, какого вероисповедания она придерживалась?

Мин Ноченин нахмурилась.

– По-моему, она как-то раз сказала, что ее воспитали в вере Харнаветай, но я не знаю, придерживалась ли она ее.

– Благодарю вас, – кивнул я. Указание было неточным, но этого было достаточно для того, чтобы похоронить умершую как полагается, не нанеся оскорбления ее вере.

Мин Балведин, которая, видимо, быстро соображала, поняла, зачем я спросил о религии.

– Будут похороны? Я бы хотела присутствовать.

– Разумеется. Ее похоронят на муниципальном кладбище в Квартале Авиаторов. Я сообщу вам, когда назначат дату и время. Это будет скоро.

Они печально кивнули.

– Еще раз благодарю вас за помощь, барышни, – сказал я. – Не смею больше вас задерживать.

Девушки невольно оглянулись на дверь.

– Если у меня появятся вопросы, я могу прийти и поговорить с вами снова?

– Конечно, – ответила мин Ноченин.

– Мы хотим помочь вам, – сказала мин Балведин.

– Благодарю вас, барышни, – повторил я, и девушки вернулись к работе.

Вернувшись в зрительный зал, я нашел там одного лишь Пел-Тенхиора, безумно строчившего что-то в блокнот. Он услышал мои шаги, поднял голову и сказал, отвечая на незаданный вопрос:

– Я велел всем пойти отдохнуть полчаса. Иначе они устанут и толку не будет; а кроме того, меррем Мейтано уж слишком сердито смотрела на меня. Как ваши успехи?

– Я слышал, – осторожно начал я, – что мин Шелсин была очень недовольна вашей новой оперой.

– Верно, – кивнул Пел-Тенхиор. – Она не могла понять, почему лучшая роль досталась девушке из народа гоблинов, и не стеснялась говорить об этом. Довольно часто.

– Она угрожала пойти к маркизу Парджаделю и пожаловаться ему?

– О да, – усмехнулся Пел-Тенхиор. – Я говорил ей, что она напрасно потратит свою энергию и время Парджаделя, но Арвене’ан меня не слушала. Впрочем, ничего удивительного.

– Она действительно встречалась с ним?

– Понятия не имею. Если да, то она молчала об этом свидании – видимо, не добилась желаемого.

– Могу ли я каким-то образом выяснить это наверняка?

– Разумеется. Нужно обратиться к секретарю Парджаделя, меру Дравенеджу. Съездите в поместье Парджаделя и попросите о встрече с секретарем. Он вам все расскажет. – Пел-Тенхиор взглянул на меня, склонив голову набок. – Вы подозреваете меня в том, что я убил ее из-за оперы?

Я не смог ответить ни «да», ни «нет», лишь пробормотал:

– Возможно.

Он рассмеялся.

– Я мог бы убить кого-нибудь ради оперы, но только не члена труппы. Даже Арвене’ан я бы не стал убивать. Я слишком дорожу своими артистами. Вам, наверное, такие речи кажутся бесчувственными, но сейчас не лучшее время для того, чтобы лишиться певицы.

Моя симпатия к Пел-Тенхиору возросла. Он оказал мне услугу, откровенно изложив свою позицию. Сомнения и подозрения помешали бы моему расследованию.

– Может быть, вы помните, где находились в момент ее смерти?

– Здесь, – быстро ответил Пел-Тенхиор. – Шла опера «Генерал Олетадж». Она закончилась только к полуночи, и целый зал зрителей может подтвердить, что я сидел в своей ложе.

– Эти сведения будут мне очень полезны, – заметил я.

– Я действительно ее не убивал, – заявил он, – но понимаю, почему вы меня подозреваете.

– Не думаю, что вы побывали в ночь убийства в районе Джеймела, – сказал я. – Вас бы обязательно запомнили.

Пел-Тенхиор не сразу понял, что я имел в виду.

– Теперь я могу сказать матери, что броские наряды имеют свои преимущества.

Я вернулся домой, поделился сардинами с бездомными кошками, посвятил некоторое время медитации, потом лег в постель и уснул. Я не помнил, что мне снилось. Проснувшись среди ночи, я не сразу понял, где нахожусь. Иногда со мной такое случалось. Я лежал без сна несколько минут, пытаясь понять. Я не в Лохайсо, сказал я себе, потому что там у меня не было отдельной спальни. Я не в Авейо – сердце сжалось от боли при одной мысли об этом, – не в крошечной голой комнатке в доме родственницы при Унтэйлейанском Дворе. Наконец, я вспомнил Амало, вспомнил, что живу в собственной квартире, среди собственных вещей, хотя их было немного. Только после этого я смог уснуть.

Когда я проснулся снова, уже рассвело, и я долго лежал, глядя на узкие полосы солнечного света на стене. Я не сразу смог заставить себя подняться.

Поместье семьи Парджадада находилось на равнине к северо-западу от Амало. После того как богатые торговцы начали заселять районы, прилегавшие к Верен’мало, аристократы предпочли селиться в пригородах. Я подсчитал финансы, оценил время, которое мне предстояло потратить на поездку, и свои силы, и в результате этих неприятных вычислений пришел к выводу, что мне нужна лошадь. Я нанял ее в муниципальной платной конюшне на остановке трамвая Атта линии Кинрео.

Это была хорошая, выносливая лошадка с западных равнин; вероятнее всего, она оказалась в платной конюшне потому, что предыдущий владелец наделал долгов и вынужден был распродать лошадей. Она быстро и без проблем доставила меня от остановки Атта по улице Кинрео к каменной стене с воротами, украшенными гербом рода Парджадада.

Пожилой привратник вышел посмотреть, кто прибыл, и я сказал:

– Я хотел бы поговорить с мером Дравенеджем. Он здесь?

– Могу узнать, – неохотно произнес привратник. – Как доложить?