Елена Хаецкая - Новобранец
— Слушай, — глухо проговорил Клеф, — никогда не судись со злой бабой, понял? Ты запомни это. Попробуешь квартиру отсудить — такого на тебя напустит…
Денис молча воззрился на него. Слова, произносимые Клефом, вроде бы, были все знакомые, но почему-то не помещались у Дениса в сознании. Квартира? Судиться? О чем он говорит?
— Я не сразу понял, — пробормотал Клеф, — ты ведь Морана клиент, да? У тебя лицо другое, чем у этих… Моран — он, сука, такого напускал… туману. Он, Моран, сука. Ты ведь понял, что Моран — сука?
— Я тебя не… понимаю, — сказал Денис. — Моран?
— Джурич Моран! Сука! — завопил пленник. Он несколько раз подпрыгнул, высовываясь из бочки почти до половины туловища, а потом сник и заплакал. — Другой мир, никто не найдет… те не нашли, так другие сыскали… сука…
— Ну, — сказал Денис, — все не так плохо. Ты ведь среди друзей, да? Ты мне веришь?
— Квартиру жалко было, — всхлипнул Клеф. Он поднял голову и обжег Дениса взглядом. — Тебе квартиру было бы жалко? Баба — сволочная и любовников водила… Но квартиру жалко. А?
— Ну… да, — согласился Денис. — Но теперь-то плохое позади. Ты среди своих.
— Ненадолго, — сказал Клеф и принялся жевать нижнюю губу. — Ненадолго, — повторил он невнятно.
— Что ты имеешь в виду?
— А чего я, по-твоему, сбежал?
— Ну, не знаю. Ты, наверное, из рабства сбежал, — предположил Денис. — Да?
— Не рабство и было… Ты под нашим начальством не работал, о рабстве не знаешь. Слушай, — сказал Клеф. — Они про вас много больше знают, чем вы думаете. Я для того и сбежал. Понял?
— Ну, вроде разведчика, — кивнул Денис.
Клеф оскалился.
— «Вроде!» Дурак — но спишем на молодость лет. Я ведь не идиот.
— А зачем идиота ломал? — разозлился Денис. — Я лично поверил.
— Все верят… Я и сам верю. Баба — злющая, сука, и квартиру отсудила, и такого на меня напустила — троллей не надо… — Он помолчал немного. — У них тут свой человечек есть, понял?
— У кого? — Денис ничего не понял.
— У серых, — сказал Клеф. — У хозяев моих. Стучит для них кто-то. Отсюда, из замка. Теперь понял? Дурак ты совсем. Малолетка. Иди, иди. Тебя твой остроухий за штанами для меня отправил?
— 'Гебе-то что? — огрызнулся Денис.
— Так для меня штаны-то… — Клеф мелко захихикал, ворочаясь в бочке.
Теперь он совершенно перестал вызывать у Дениса какое-либо сочувствие. Клиент Морана, злая баба какая-то, квартира… ругается через слово… и, главное, — чудовищное обвинение. Якобы кто-то из замка передает сведения троллям. Вот чушь!
Денису сразу вспомнились мамины разговоры. Нельзя смотреть на жизнь сквозь розовые очки. Люди всегда гаже, чем можно вообразить. Если тебе кажется, будто все идет хорошо, значит, ты что-то упустил.
И ведь мама даже не подозревает о существовании «законов Мэрфи»! Сама до всего дошла, собственным умом. Наверное, эти законы — правда. Даже если изначально сочинялись в шутку.
— Ты… ошибаешься, — сказал Денис Клефу. С силой сказал, так, как умел.
Он повернулся к пленнику спиной и поскорее ушел.
* * *Джурич Моран стоял посреди комнаты в доме старухи процентщицы, в центре пыльного города Санкт-Петербурга с его желто-серыми камнями. Он смотрел на стену, обклеенную фотографиями. Одна или две совершенно выцвели. Путешествие тех, кто был на них запечатлены, уже закончилось.
Моран понятия не имел — каким именно оказался для них финал. Собственно, за подобное отношение Моран и был подвергнут изгнанию: он бездумно бросал в мир крайне опасные вещи. Из простого любопытства он разрывал непрерывную ткань бытия, а потом уходил, потому что сделанное переставало его интересовать.
Солнце робко проникло в захламленную пыльную комнату и провело лучами по снимкам. Здесь обитало большинство клиентов Морана — те, о ком никто из родных и близких не заботился. Никто не прятал эти фотографии от солнечного света, не хранил в книге или в медальоне у сердца.
Суровые, несчастные, отчаявшиеся — они доверяли свою судьбу Морану, последнему, кто стоял между ними и окончательной их погибелью. И Моран, как умел, заботился о них, — а умел он плохо, потому что на протяжении многих столетий ни о ком никогда не заботился. Он пришпиливал карточки к стене, потому что считал такой способ хранения наиболее безопасным. К тому же все они были у него постоянно на виду. Можно контролировать. Вы в надежных руках, ребята. Моран Джурич (Джурич Моран) бдит над вами, он корректирует вашу судьбу. Ага.
Моран снял выцветшие бумажные квадратики, скомкал их и сунул в корзину для ненужных бумаг. Что бы ни случилось с теми, чей мир только что был смят и выброшен, у них, во всяком случае, было довольно времени для того, чтобы разрешить все свои проблемы.
Иногда Морана посещала коварная мысль: а что, если сфотографировать самого себя? Чем это закончится — для всех его клиентов, для Истинного Мира и для самого Морана? Не произойдет ли аннигиляция? Вдруг створки бытия попросту схлопнутся, и всякая жизнь прекратится вообще? Опасно, опасно. Даже Моран не решался довести эксперимент до конца, а уж Моран всегда был отчаянной головой.
За годы жизни на Екатерининском канале Джурич Моран уже усвоил, что в период затруднений нужно пить водку. И когда его посещали тяжелые раздумья, он покупал «шкалик» и употреблял его в одиночку, не обременяя себя компанией.
Сейчас у него как раз наступил такой период. Называется — «момент». Шкалик закуплен. Стаканные грани облагораживают прозрачный напиток — водка, как установил Моран, даже на глаз отличается от обычной воды: она прозрачнее и блеск ее жестче.
С тяжелым вздохом Моран уставился на стакан. Пока что никаких озарений после выпитого его не посещало, но Моран не терял надежды. Когда у него под рукой не оказывалось подходящего объекта для экспериментирования, Моран, без тени колебаний, ставил опыты над собой.
Он открыл форточку, изгоняя из комнаты духоту и, как он надеялся, некоторое количество пыли. Сквозняком захлопнуло дверь. Моран обернулся, чтобы посмотреть, что происходит и не явился ли какой-нибудь безнадежный клиент, а когда он вернулся к стакану, то обнаружил, что одна из фотографий сорвалась со стены и плавает в водке. Моран поскорее выхватил листок из стакана, но было уже поздно: эмульсия поплыла, начала отваливаться прямо под пальцами.
— Тьфу ты, проклятье! — сказал Моран, комкая листок и бросая его под стол. — Что за невезучий день! Три конца света за полчаса — тут поневоле задумаешься над смыслом выражения «злой рок».
Он взял стакан и твердой рукой влил его содержимое в свой широко раскрытый рот.
* * *Денис возвращался с одеждой для пленника, перекинутой через плечо, когда увидел, что возле бочки стоит Арилье — в одной руке кружка, в другой — глубокая глиняная плошка. Арилье смотрел на Клефа, а Клеф — на Арилье. Оба не двигались.
— Эй! — крикнул Денис. Дурное предчувствие вдруг охватило его, и он побежал. — Эй, ты чего, Арилье? Арилье!
Эльф медленно повернулся к Денису.
— Ты знаешь, — сказал Арилье задумчиво и как будто удивленно, — а ведь он умер.
— Кто? — Денис споткнулся, словно налетел на невидимый порог. — Кто умер? — Он кивнул на пленника. — Он?
— Не я, — лаконично сказал Арилье.
— Не ты… — повторил Денис, не понимая, что говорит.
Он перевел взгляд на Клефа. Тот не шевелился и вообще не подавал признаков жизни. Лежал себе в бочке, высунув наружу одну руку и запрокинув к небу голову.
— Может, он спит? — шепнул Денис.
— С открытыми глазами? Он — человек, люди так не спят.
— Некоторые спят… А еще, бывает, нарисуют себе глаза на веках, и спят на лекциях… — Денис спохватился. — Прости, я глупости говорю.
— Ты говоришь глупости для того, чтобы почувствовать себя живым, — объявил Арилье. — Это естественно. Очень по-человечески.
— Не понимаю, как он мог умереть, — сказал Денис. Теперь он посматривал на Клефа с опаской, каждый миг ожидая, что тот плеснет водой или крикнет «бу!» — в общем, напугает. Но Клеф просто лежал, очень скучный.
— Посмотри внимательнее, — Арилье махнул кружкой в сторону покойника, затем машинально приложил кружку к губам и отхлебнул.
Денис заглянул Клефу в лицо. Сонное, расслабленное, оно теперь выглядело совершенно человеческим. Ничего троллиного. И ничего от того радостного идиота, каким он был еще только нынче утром. Наверное, с таким лицом он смотрел по телевизору «Новости» — до того, как злая жена отсудила у него квартиру. В какой-то мере Денис вдруг начал понимать эту самую жену. Клеф-человек, очевидно, не слишком-то приятной был личностью.
И все-таки он бежал от троллей, рисковал жизнью, пробирался в замок, чтобы предупредить…
— Да! — вскрикнул Денис. — Он ведь говорил…
