Тамара Воронина - Приносящая надежду
— Для тебя очень важны прикосновения, — заметил Лиасс. — Ловила себя на этом? Никакой двусмысленности… Знаешь, почти любая женщина, вольно или невольно, при прикосновении мужчины ждет большего, хочет или не хочет, но ждет. Ты — нет. Ты не ждешь ласки мужчины, наоборот. Но тебе гораздо лучше, если мужчина тебя обнимает или держит за руку.
— Мне спокойно с тобой. Ты, наверное, магией пользуешься…
— Сейчас? — засмеялся он. — Нет, сейчас я пользуюсь только руками. Просто ты веришь мне. Считаешь, что с могу решить кучу твоих проблем… и я могу. И с удовольствием решаю. Я очень люблю тебя, Лена. Тебя это испугает, заставит отшатнуться, но я люблю тебя больше, чем собственную дочь. В том числе люблю и за сына, и за внука, и за всех эльфов, которым ты не дала погибнуть, но больше всего — за тебя саму. Не потому что ты Аиллена или Лена… Просто — тебя. Человечка с таким большим сердцем, что заставила задуматься даже меня.
Лена не стала отшатываться. Поверила. И даже нашла логическое объяснение: похоже, мужчины любят беспомощных и бестолковых, потому что это дает им возможность лишний раз почувствовать себя львами, орлами и тиграми, даже таких, как Лиасс. То есть даже Лиасса, потому что он такой уж точно один. А Ариана никак не вызывает желания защитить и помочь. Сама кого хочешь защитит, кому хочешь поможет. Правду он сказал: ей нужно прикосновение. Ощущать плечо друга. Спать в обнимку с Маркусом, и мысль о сексе даже случайно в голову не забредет. А Маркусу? Ой.
* * *Первая же ночевка была именно такой: в обнимку с Маркусом. И с Гарвином. Они не ставили палатки, обнаружив в новом мире роскошный стог сена, и зарылись в него поглубже. Конечно, у Лены такая ночевка вызвала совершенно определенные воспоминания. Шут обнимал ее с одной стороны, Маркус с другой, а когда наступило время дежурства шута, на его место улегся Гарвин и точно так же обнял Лену: не лаская, но согревая. Утром они восстановили стог и отправились дальше. В конце концов Маркус оттеснил от Лены всех и негромко поинтересовался:
— Почему ты на меня смотришь так, словно впервые увидела?
Лена призналась. Маркус усмехнулся в отсутствующие усы.
— Как когда. Случается, что очень даже забродит. И начинаю шуту завидовать. Только помнишь, я тебе сто лет назад говорил: мало ли чего мы хотим, у нас это вообще, как у животных, голова отказывать начинает, другим местом думаешь. Только мы все ж не животные, себя в узде держим. Я не влюблен в тебя. Но я и в Ариану не влюблен. Понимаешь, что я хочу сказать? Не будь в твоей жизни шута, я бы уж постарался занять его место и в твоей жизни, и в твоей постели. Краснеть будем? Ты вот еще Гарвина спроси.
— О чем? — подошел эльф, услышав свое имя. Маркус преспокойно объяснил. Гарвин фыркнул.
— Так и не поняла, что желание мужчин совсем необязательно связано с чувствами? И вообще… чаще не связано. Любим мы одну женщину, а хотим всех. И даже я — тебя. Но редко.
— После долгого воздержания, — добавил Маркус. — Как и я.
Почувствовав смущение Лены, шут протолкался к ней, взял за руку, задержал. Мужчины, посмеиваясь, пошли вперед, а Милит увлеченно играл с Гару, зашвыривая палку на олимпийское расстояние. Пес иногда халтурил, притаскивая другую палку. Милит журил его и требовал принести нужную. Гару вертелся вокруг, повизгивал и совал ему в руки палку, но эльф был неумолим, и Гару мчался вперед в поисках требуемого.
— Они тебя обидели?
Пришлось покаяться. Шут заулыбался.
— Всего-то? Это же так просто… В общем, оба правы.
— Ты… сегодняшняя ночевка…
— А ты не чувствовала? Мне очень трудно далась сегодняшняя ночь… — Пальцы сжались. Каким-то образом он умудрялся не только просто держать ее за руку, но и поглаживать ладонь.
— Я помню твое первое прикосновение. Как вчера было, — сказала Лена.
— Серьезно? — обрадовался он.
— Первое прикосновение первого мужчины. Разве забудешь? Особенно в моем возрасте. Ох, Рош, я все-таки бы хотела, чтобы первый мужчина так и был единственным, без Лиасса, без Милита…
— Ну, Лиасса давно пора забыть. Один раз, да еще не по своей воле…
— Не по своей. А почему, спрашивается, мне было так хорошо?
— Так хорошо, что ты плакала? Я же помню. Ты никак не от счастья плакала. А телу было хорошо — ну, умелый мужчина обязательно должен этого добиться, иначе это уже просто насилие. Лиассу было нужно, чтобы тебе было хорошо. Иначе он бы ничего не получил. — Потом он решительно добавил: — Обязательно ночью палатку поставлю.
Он поправил плащ, горбатившийся на спине: рюкзачок Лена надевала под плащ, потому что иначе никак не получалось. Хорошо им, в штанах да куртках… Ни морозец под юбку не забирается, ни плащ… впрочем, это им не холодно, а Лена бы поверх куртки все же и плащ надевала бы, потому что тепло все-таки относительное.
Набегавшийся Гару потерял интерес и к палке, и к Милиту и теперь лениво трусил рядом с Леной, изредка взглядывая на нее покровительственно: что, еще не потерялась? ну смотри мне. Интересно, а есть в Книге Лены или видениях Гарвина собака?
Палатку пришлось ставить даже не на ночь. Небо затянуло тучами, заморосил дождь. Милит посмотрел наверх, покачал головой:
— Палатки. Скоро так польет, что… ой-ой. Вот там, под соснами поставим.
Едва успели. Гару сунулся было к ним, но Маркус ловко ухватил его за хвост и втянул в их трехместную палатку. Шут улыбнулся.
— Он тоже помнит. Про сено. Плащ снимай быстро, замерзнешь.
Сам он уже стянул куртку и прикрыл ей свой мешок, аккуратно расправив — чтоб просохла. Так же пристроил и ее плащ, но уже почти вслепую, не сводя с нее очень говорящего взгляда. Лена едва успела активировать амулет…
Они лежали, обнявшись так, словно были чем-то единым, и Лена, положив голову ему на грудь, слушала, как бешено колотится его сердце, постепенно успокаиваясь. Ее трясло, и никак не от холода. Она даже не поняла еще, холодно или жарко, ощущения были где-то вне элементарных. Нехотя оторвав одну руку от Лены, шут выудил одеяло и умудрился так, одной рукой, расправить его. Если бы они осознавали, что происходит в океане, то, наверное, просто умерли бы, потому что даже отпускал он их неохотно и медленно, причем с каждым разом все неохотней. Никого не надо. Ничего не надо. Слушать его сердце. Гладить его плечо. Чувствовать его кожу.
— Я люблю тебя, Лена. Дышу тобой. Иногда кажется, что мне не нужен воздух, раз есть ты. Я не понимаю, почему это не переходит в привычку, почему не становится слабее… должно ведь, правда? У всех со временем меняется. Это не плохо. Это естественно. А у меня вот только крепче становится. Не сильнее, потому что не бывает, но крепче. И знаешь, мне уже все равно, почему — сила твоя на меня действует, как наркотик, или просто привязанность от того, что ты подарила мне не только мою жизнь, но и себя, мне — первому… Какая разница, в чем причина? Правда? — Лена промычала что-то невнятное. Говорить не интересно. То ли дело слушать этот голос. А еще можно целовать это худое плечо. — И знаешь, меня в этом убедил Милит… Он ведь уже сколько времени обходится без близости с тобой, то есть без этого наркотика. И я бы смог. Только не хочу. А без тебя — не смогу.
