Вера Камша - От войны до войны
Вопрос был задан самым невинным тоном, но по спине у Робера побежали мурашки. «Не так далеко от Эпинэ»… Пригласить на осеннюю охоту тех, «кому можно верить»…
– Знаешь, Альдо, – начал Робер и перебил сам себя, – отпусти повод, сколько раз тебе говорить… Ему же неприятно!
– С чего ты взял? – удивился сюзерен, тем не менее ослабляя хватку.
– Поверь на слово. У лошадей очень нежные губы, хорошо, твой казар терпелив, как бириссец, но когда-нибудь ты нарвешься.
3Ставший страшным город остался позади. Ее не искали, совсем не искали. Достославный решил, что она исчезла вместе с родными. Ара мертва, теперь ее никто не найдет, если она сама себя не выдаст. Больше всего Мэллит беспокоила судьба кинжала, скрытого в аре. Она надеялась, что он сгорел, и все-таки… Если кто-то его добудет, она умрет, а любимый попадет в неволю. Она должна была проверить, но в оскверненном чертоге было так страшно! Мэллит вздрогнула и поглубже натянула берет с пером.
Непривычно короткие волосы щекотали шею; Роберу было жаль ее кос, а ей – нет. Волосы – это старая жизнь, обрезать их – остаться без прошлого, а ей так хотелось забыть кошмар в отцовском доме. Теперь у нее нет никого, кроме любимого и его друга. Она связана с ними, а они с ней, только Первородный этого не знает, и хорошо. Пусть их соединит любовь и жизнь, а не страх и смерть. Все еще может обойтись, она нигде и никогда не слышала о том, что ара может сгореть и сквозь нее в мир глянут порождения Заката, но без этого ее бы уже нашли. Енниоль не отпустит ставшую Залогом, ведь она – это жизнь и свобода Первородного. Пока она жива и свободна, его никто не подчинит!
Мэллит оглянулась – вокруг тянулись поля, обсаженные цветущими кустами, над дорогой стоял странный, пряный запах. Как красив большой мир и как он велик! Страх и беды остались позади, может быть, навсегда? Может быть, Кабиох в великой милости своей подарит ей счастье? Девушка поискала глазами любимого и нашла – он ехал впереди рядом с Робером, и как же он был прекрасен – сильный, гордый, восседающий на гнедом коне. А перед ним катилась карета, Мэллит знала, что в ней едет мать отца Первородного, воспитавшая его. Робер говорит, что она добра и исполнена благородства, но от нее нужно держаться подальше, ведь царственная Матильда умна и опытна.
Утром, когда они выезжали, царственная спросила пажа Робера о его имени и судьбе, и недостойная сказала все, как ей велели. Царственная задумалась, и девушке стало страшно, что их тайна раскрыта, но воспитавшая любимого отвернулась и занялась иным. Вечером надо быть осторожной, как лань, что пьет воду рядом с логовом львицы…
Карета остановилась, остановился и весь караван. Любимый и его друг посторонились, пропуская величавого всадника на пышном коне. Блистательный поравнялся с повозкой и посмотрел на Мэллит. У него была разноцветная борода, а в глазах были мудрость и дурные желания.
– Это ты Эжен, новый паж маркиза?
– Да, это я, сударь. Чем могу служить?
– Ее Высочество желает сыграть в тарсин[56], – медленно произнес блистательный, – ступай в карету.
– Слушаю, – прошептала Мэллит и вздрогнула, поймав взгляд, исполненный хитрости и ума.
– Тебя и впрямь выиграли в кости?
– Да, сударь, – хорошо, что Робер четыре раза по четыре заставил ее повторять рассказ о своих мнимых горестях, – мой хозяин был из Фельпа, он много играл. У него кончились деньги, и он поставил на кон меня…
– Маркизу в последнее время везет в игре, – голос блистательного был голосом жадности, – хорошо, иди к Ее Высочеству, она просила поторопиться.
Мэллит спрыгнула с повозки и едва не упала. Робер велел ей заполнить носки сапог корпией, и все равно было неудобно. Стараясь не оглядываться на бородатого всадника, девушка побежала к карете. Подножка была очень высокой, но мать отца любимого протянула ей руку. Мэллит сама не поняла, как оказалась внутри на кожаных подушках. Дверца захлопнулась, карета тронулась с места, и Мэллит осмелилась взглянуть на ту, кто вырастил Альдо. Как же она была красива и величава даже сейчас, увенчанная розами прожитых лет. Мэллит из дома Жаймиоля рядом с царственной была словно жалкий цыпленок рядом с великолепным павлином.
– Девочка, – мать отца Первородного нахмурила брови, черные и густые, – Робер знает, кто ты?
«Девочка»? Мэллит показалось, что на ее плечи обрушилась вся тяжесть небес! Как жалки были их попытки обмануть царственную…
– Девочка, ты меня понимаешь?
– Да, – Мэллит опустила глаза, – блистательный Робер знает, кто я.
– Гоганни? – Брови царственной поднялись вверх. – Твою кавалерию! Не было печали!
– Блистательная хочет, чтобы я покинула караван?
– Еще чего! – Воспитавшая любимого стянула с нее берет и нахмурилась. – Обкорнали! Кто до такого додумался? Только не говори, что Робер.
Мэллит молчала. Она не знала, что отвечать царственной, та была такой удивительной. Сердце шептало – доверься, но тайна ничтожной Мэллит не принадлежала лишь ей.
– А ты славная девочка, – улыбнулась царственная, – только тихая, как мышка. Можешь ничего не говорить, сама знаю, что вся беда от моего внука! Роберу не до того, то воевал, то болел.
Ладно, цыпа, парень из тебя никакой, придется тебе девчонкой стать, но не гоганской, а алатской. Будешь моей воспитанницей. Как тебя зовут?
– Родившие меня избрали имя Мэллит.
– Будешь Меланией!
Царственная раздвинула занавеси кареты, выглянула наружу и крикнула:
– Вы, оба, полезайте в карету. Живо, твою кавалерию!
Глава 8
Оллария. Алатская граница
«Le Roi des Épées» & «Le Un des Bâtons»
Визит Рокэ оказался для Его Высокопреосвященства полной неожиданностью, поскольку герцог заявился по собственному почину. Ворон был в кэналлийском платье для верховой езды и, как никогда, напоминал разбойника с большой дороги, но не простого, а придуманного великим Дидерихом. Красавец-маршал был трезв и казался веселым, а что творилось у него на душе, если, разумеется, у него таковая имелась, знал разве что Леворукий. Сильвестр в сии глубины лезть не собирался, главное, с Вороном опять можно разговаривать. О прошлой встрече кардинал предпочел забыть. На время.
Его Высокопреосвященство отодвинул донос из Эпинэ, тем более что тот был ложным.
– Хорошо, что вы зашли, Рокэ, я бы завтра в любом случае вас потревожил.
– Завтра это не получится даже у вас, – Рокэ уселся напротив кардинала, – сегодня вечером я еду.
– Куда, если не секрет?
