Юлиана Суренова - По ту сторону гор
Когда Аль представил себе панику горожан, его губы искривились в усмешке.
"И поделом".
Не то чтобы он считал это достаточным наказанием, но вполне заслуженным уж точно.
Вот только… Если все горожане в страхе бежали, у кого тогда он узнает о случившемся с братом?
"И чем это так жутко воняет?!"
Сморщившись, он зажал нос:
— Дышать невозможно! Что за зверь здесь сдох? Вони, как от… — Аль осекся на половине слова, захрипел, ловя ртом воздух, но стоило ему сделать вздох, как его тотчас вывернуло наизнанку: он вдруг понял, что улица была покрыта не кучами тряпья, а телами мертвецов, над которыми вились, громко жужжа, черные рои мух.
— Да что здесь случилось!
Больше всего на свете ему хотелось броситься бежать прочь из жуткого города. Но что-то заставляло юношу не просто оставаться на месте, но двигаться вперед.
Спустя какое-то время, привыкнув, насколько это возможно, к виду мертвецов, он уже начал на них поглядывать повнимательнее.
Первая его мысль была:
"Это все змей!"
Но тела не были разорваны в клочья, ни на них, ни на стенах домов не было следов от когтей или ожогов от огненного дыхания.
Нет, горожан убил не змей. И Аль вдруг совершенно ясно понял, кто. Вернее — что. Что случилось.
— Нет! — юноша в ужасе отпрянул. — Нет! — повторил он, больше всего на свете мечтая ошибиться, но уже зная, что никакой ошибки нет: эти язвы на теле, черные, покрытые запекшейся кровью губы, красные круги вокруг глаз.
— Нет! — город был зачумлен. И случилось это не вчера — люди, которых он видел, были мертвы по крайней мере несколько дней.
— Да что же это! — с трудом держась на заплетавшихся ногах он шарахался от стены к стене, пока не споткнулся о тело… Его взгляд упал на искривленное жуткой гримасой смерти лицо покойника, и… И в тот же миг время остановилось. Дыхание оборвалось хрипом, на голову обрушилась жуткая тишина, в которой не было слышно даже стука сердца.
— Лот! — казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, очнувшись от забытья, упал на колени перед телом друга. — Как же это? Мы же только что расстались! Ты же только-только был жив! И этот город… Чума… Почему так быстро? Этого не должно было быть, не должно! — по его лицу катились слезы, а он, пробуя смахнуть их, лишь размазывал по щекам, в носу хлюпала вода, во рту же наоборот все пересохло, так что горло начал рвать кашель.
А затем наступил миг, когда он понял, что подступил к грани, за которой могут жить лишь безумцы.
И, сорвавшись с места, Алиор бросился бежать прочь из мертвого города.
Солнце свалилось к горизонту, мир начал погружаться в сумрак, когда он вернулся к трактиру. Подбежал к нему и замер на месте, не делая больше ни шага.
— Царевич? — окрикнул его удивленный девичий голос. — Ты вернулся?
Оглянувшись, он увидел Карину.
На ней была светлая льняная сорочка и длинная, до самой земли юбка. Волосы скрывались под косынкой, оставляя на виду лишь кудрявые прядки, выбивавшиеся на лоб.
За то время, что юноша ее не видел, горожанка изменилась, повзрослела, так, словно груз забот, легший на ее плечи, заставил ее время бежать быстрее. Лоб пересекла морщинка — пока еще не глубокая, но уже ясно очерченная. Щеки лишились задорного румянца юности, побледнев, как кожа человека, вынужденного долгое время находиться в закрытом помещении, вдали от солнечного света и свежего воздуха. Под глазами темнели ярко отчерченные круги, говорившие о постоянном недосыпании.
"За какой-то один день! — юноша смотрел на нее во все глаза, и никак не мог поверить в то, что видел. — Это невозможно! За месяц — это еще ладно, но за день?!" — он был готов закричать от отчаяния, все сильнее и сильнее наваливавшегося на него, грозя похоронить под собой.
— Что с тобой, царевич? Почему ты на меня так смотришь? — спустившись с крыльца трактира, она зашагала прямо к нему.
— Нет! — вскричал Аль. Он вскинул руку, словно заслоняясь ею: — Остановись! Не подходи ко мне!
— Но что случилось? — непонимающе смотрела на него та.
— Позови домового!
— Но зачем…
— Пусть выйдет ко мне!
— Ты можешь войти в трактир. Твой брат столько раз спрашивал о тебе. Он будет рад увидеть…
— Позови домового!
— Ну, — глаза Карины расширились. В них забрел испуг. — Ладно, не хочешь входить в дом, не надо, — а затем она засуетилась: — Только не исчезай! Я соберу тебе еды… Вон какой худой и бледный! Ты что, все это время совсем не ел?
— Домового! — заламывая от слепого бессилия руки, взревел юноша.
— Да иду я, иду, — проворчал выходивший на крыльцо хранитель дома. — Кто тут меня звал? — и тут его взгляд, оглядывавший все вокруг в поисках опасности, остановился на юноше. На лице духа отразилось удивление. — Вот уж кого я никак не ждал… — сорвалось с его губ. — Иди-ка в дом, хозяйка. А я тут со всем разберусь.
— Но… — глядя то на одного, то на другого, девушка в нерешительности мялась с ноги на ногу. Чем меньше она понимала, тем сильнее пугалась. Ее губы уже подрагивали, плечи нервно подергивались.
— Давай, милая, — дух открыл дверь, приглашая ее внутрь.
— Царевич… — а та все медлила, во все глаза глядя на юношу, надеясь, что тот все объяснит, развеет сомнения и страхи.
— Иди к брату.
Та, пожав плечами, двинулась к крыльцу. Когда она уже взошла на него и взялась за ручку двери, Аль окликнул ее.
— Карина!
— Да? — девушка тотчас обернулась.
— Не ходи в город! Что бы ни случилось! Заклинаю тебя!
— Но… — она смотрела на него, не понимая, как если бы они говорили на разных языках.
— Даже если тебя позовут родители! И не пускай никого на порог! Никого — слышишь?
На ее глаза набежали слезы. Губы задрожали, но девушка все же кивнула, прошептав:
— Хорошо… Только родители… Их схоронили неделю назад… — и, не в силах сдержать рыданий, вырвавшихся из ее груди, она поспешила спрятаться в полумгле трактира, заслоняясь от всего белого света тяжелой скрипучей дверью.
Домовой же медленно направился к страннику, не спуская с него пристального взгляда настороженных глаз.
— Что ты забыл здесь, странник?
— Я только хотел… Предупредить… В городе… Чума… — он еле ворочал языком. Каждое слово давалось с трудом. — Не беспокойся, — юноша, видя озабоченность в глазах хранителя жилища, понял ее по-своему и поспешил успокоить. — Я сейчас уйду… Я был в городе… Наверно, заразился… Я уйду… — он повернулся, но замер, почувствовав на плече тяжелую и холодную, как камень, руку.
— Постой, — взгляд духа, преодолевшего два десятка шагов за один краткий миг, пронзал царевича насквозь, заглядывая в саму душу. — Так ты живой? — спустя несколько мгновений тягостной тишины наряженного молчания, удивленно спросил домовой.
