Далия Трускиновская - Авось, прорвемся!
Когда я на следующий день села отписываться, то, к радости своей, обнаружила, что пишу инструкцию для грабителей, которым непременно нужно взять штурмом пентхаус. Я детально расписала, где там расположены телекамеры и тепловые датчики, не забыла упомянуть марку замка «Assa» и прочие подробности, которые еще проверил и кое-где уточнил Кондратий. Вся эта ерунда заняла у меня три дня.
На четвертый день – который, кстати, и днем уже не был, а перетек в глухую ночь, – я немного отдохнула после репортерских дел и с новыми силами взялась мастерить заклинание. Кондратий, выходивший исключительно в темное время суток, был командирован с мусорным ведром и пропал.
Когда человек, не уберегший загородный особняк, оставивший там все ворота нараспашку и смывшийся непонятно куда, исчезает, это наводит на размышления. Что же касается конкретно Кондратия, к которому оккупационные власти имели особое и ярко выраженное отношение, размышления были однозначно жуткие.
Прихватив пистолет, я пошла разбираться.
На мусорке моего жениха, понятно, не было. Поскольку двор – сквозной и прекрасно простреливается, я пошла по периметру, стараясь слиться со стеной. А всякий периметр хорош тем, что выводит из любого лабиринта. Сделав нужное количество поворотов, я оказалась чуть ли не на улице. Но не на той, с которой обычно захожу, а на другой, поперечной.
Там околачивалась возле телефонной будки классическая долговязая, коротко стриженая и безумно выкрашенная типа. Одно это должно было навести на мысль о хренах по соседству. И навело, но я, сунув пистолет за ремень джинсов и запахнув куртку, вышла из подворотни и перешла на другую сторону улицы. Врага, конечно, нужно знать в лицо, но лучше поглядеть на это лицо издали…
Типа кого-то высматривала. Это был пока что лишь крупный и плечистый силуэт на форе слабо освещенных окон ночного ларька. В руках ее объект имел… ну да, ведро, мусорное…
Совершенно перестав понимать, что тут происходит, я по другой стороне улицы поспешила к ларьку и остановилась как раз напротив него. Типа тоже пошагала в том же направлении. У таких девиц на редкость тупая походка – они словно пытаются врыться носком туфли в асфальт, да поглубже. Происходит это от полной неспособности распрямлять ноги до конца.
Допустив на минутку, что типа выполняет какое-то хреновое задание, я поспешила перейти улицу и оказалась у киоска чуть позже этого сокровища. Она уже успела что-то сказать Кондратию, и я услышала хмурый ответ:
– Ща как хвачу!
– Типа трахнешь? – безмятежно осведомилась она.
– Типа трахну! – сказала я, подходя. – Без базара, типа! Ща!
И загородила собой Кондратия.
– Типа ну… – услышала я в ответ.
– Типа чеши отсюда!
Поняв, что тут не обломится, она побрела прочь.
– А ты тут типа чего торчишь? – повернулась я к жениху.
– Нас обложили, – сказал он. – Двор полон какой-то сволочи.
Этого еще недоставало!
– Как ты догадался?
– Когда на мусорку шел – кто-то за бак шарахнулся и дал деру. Я решил не сразу в наш подъезд, а запутать след – так он за мной шел. Я сюда вылетел, он во дворе остался. Я не хотел его на нашу квартиру наводить.
– Ну, это, конечно, правильно…
Сегодня я была умная. Я знала, какая техника позволяет в наше время следить ночью и за квартирой, и за отдельно взятым жильцом. Для этого нет больше нужды прятаться за мусорными баками. И все же…
Мы обошли квартал с разных сторон, причем ведро несла я, а пистолет был у Кондратия. Мы встретились в моем закутке двора. Мы забрались в соседний подъезд, вывернули лампочку на лестничной клетке и сверху изучили двор. Вроде бы никого не обнаружили. Тггда мы решили – будь что будет, вернемся домой!
И решили очень вовремя – еще снизу услышали подозрительный скрежет.
– Это в моем замке ковыряются… – шепнула я.
– Ща!
Оставалась надежда, что мы имеем дело с обыкновенными ворами, польстившимися на цветной телевизор. С одной стороны, спасибо скажу тому, кто меня от него избавит. С другой – но не таким же способом! И, если это просто воры, Кондратий их так хватит – мало не покажется!
Жених вознесся ввысь, как архангел, только полы хламиды взметнулись. Ему по долгу службы положено при захвате, или прихвате, или как там по-научному акт хватания называется, перемещаться очень быстро. Я же взбежала попросту, ногами, и увидела, что Кондратий держит за шиворот и за ремень штанов одного-единственного человека, явно собираясь запустить его в полет над лестницей. Человек был прихвачен в момент, когда стоял раком у замочной скважины.
– Стой! – заорала я. – Это же Авось!
Глава двенадцатая Явились – не запылились!
– Опять на авось пытался в дом попасть?
Он молчал, повесив голову.
– Открой дверь, Кондраша, – попросила я. – Ну, государь-надежа, заходи! Располагайся!
Он понуро вошел, Кондратий – следом.
– Тебе лечиться надо, а тебя вон принесла нелегкая…
– Тс-с! Накличешь!
Мы с Кондратием переглянулись.
– Ну-ка, майку задери! – потребовала я.
Полосы от океев были уже не малиновые, а розовенькие. Должно бить, почти не чесались. Хотелось бы мне знать, каким зельем его пользовали Нелегкая с Кривой.
– А их – где оставил? – спросил Кондратий, которому я в подробностях рассказывала о шумном воплощении.
– На улице, – Авось огляделся по сторонам и завершил шепотом: – Еле от них ушел…
– Что так?
И он не выговорил, он выплюнул тошнотворное для него, но единственно возможное в этой ситуации слово:
– Достали!
Я вспомнила, с каким трепетом произнесла Нелегкая «надежа-государь», и все поняла. Одновременно в душу мне вкралось дикое подозрение: не может же быть, чтобы Кривая с Нелегкой в своей любви к государю-надеже докатились до сексуальных поползновений?! Или – может? Я вгляделась в Авосево лицо – осунулся… Ну и кем же надо быть, чтобы грехопасть с Нелегкой?!!?
– А где твой оберег? – спросил Кондратий. – Что-то ты с личика спал, краше в гроб кладут.
– Потерял, – честно глядя ему в глаза своими голубыми, неотразимыми, заявил Авось. – Я с патрулем сцепился, еле вывернулся, наверно, тогда и потерял.
– Та-ак! – я безумно обрадовалась, что могу устроить сцену без намека на ревность. – Потерял?! А кто его своими руками в крапиву выбросил?
– В какую крапиву? – удивился Кондратий.
– Ну, в лопухи! Он думает, нам тут всякая чепуха сойдет! Опять на авось выкрутиться хочет! Прямо при мне завопил и выбросил!
– А вопил зачем?
– А я эту штуку хреновиной назвала! Нет, ты мне в глаза посмотри!
