Далия Трускиновская - Авось, прорвемся!
– Ась?..
– Что нам теперь делать, Фома?! Придумай!
– Че-е-е —?..
Умный Фома, очевидно, никак не мог расстаться со старческим маразмом.
А ведь решить ему нужно было немало: как жить дальше, чем заполнить пустоту, оставшуюся после оккупантов, да и прежде всего – какими средствами убрать блинно-хреновое кольцо и соединить государя-надежу с его истосковавшимся воплощенным народом?
– Фома-а-а-а!!! – Авось орал уже на пределе голосовых связок. – Да опомнись же ты! На тебя вся надежда!
Дедок помотал головой.
– Обратно хочу, – жалостно попросился он. – Лежал себе на тихоньком погостике, спал… Нет же – из могилки вытряхнули, гонят куда-то… Так будет, что ли, Страшный Суд?..
Тут лишь я поняла окончательно, что имел в виду Кондратий. И посмотрела на воплощенную толпу с великим сомнением… Ведь половина – не жильцы на этом свете! Не возродятся они к нормальной жизни, зря мы их растормошили! Не заполнят пустоты!..
Ерема тем временем что-то горячо шептал на ухо Авосю. Тот слушал и кивал – наверно, запоминал умный совет в подробностях. Затем поднял руку, требуя внимания.
– Слушайте все! Во-первых, приказываю – проводить Фому на заслуженный отдых! Достаточно он потрудился на ниве русской словесности! Будем решать, как жить, сами! А во-вторых, значит… Пусть кто-нибудь поедет в поселок за лопатами, чтобы убрать эту грязь!
Собственно, Авось имел в виду или «мерс» Емели, или телегу, запряженную старой клячей, на которой только что подъехала замотанная в платки баба. Не на автокране же за лопатами!
– А кому ехать-то? – спросил удивленный голос, и тут же голпа загудела: – Я – не могу! Мне – телят пасти! Я – ногу натерла! Мы – увечные!.. А я испила бражки да и лишилась рубашки, куда мне голой?!? Улиту пошлите, Улиту! У нее лошадь! Селифан, Селифан! А я в городе или в деревне?!
– Улита едет – когда-то будет, – буркнул Емеля. – А Селифан с Богданом всяко отвертится, потому как тут ни город и ни село. Так что же, нам вечно тут сидеть?
– Вон ты за лопатами поезжай! – наугад тыкал пальцем Авось. – И вон ты! Я выйду отсюда и поведу вас на гору, к древнему храму! И каждый там займет свое место! И будем мы снова единым целым, единой речью, могучей и прекрасной!
– Почему – я? – возмутились в толпе. – Как лопатой махать – так я?! Вот он пусть махает! А чем я тебя хуже? Аль я хуже людей, что везде стоя пью?!?
– Ерошка! – признала бзнакомца Федора. – Ну, с ним мы построим светлое будущее…
– Да что же вы?! Всего-то щель прокопать, чтобы нам отсюда выйти!.. – государь-надежа чуть не плакал, но его и не слышали. В воплощенном народе разгоралась склока.
Кондратий смотрел из джипа на толпу нехорошим взглядом. И на роже читалось: ну, знал я, что выйдет какая-то ерунда, но такого – не ожидал… И просить его, чтобы смотался за лопатами, я не могла. Я вместе с Авосем эту кашу заварила – а он, кстати, все время мое варево расхлебывал… в том числе и укропное…
– И эти раздолбаи займут пустое место, оставшееся после блинов с хренами? – спросила я Авося. – Да чем они лучше? Те хоть были лаконичные!
Авось не смог ответить – из глаз текли слезы.
– Других-то пока нет, – ответил за него Ерема. – Уж с этими придется как-то разбираться. Заново их к делу приучать… если получится…
Я оглядела широкое, метров в пятнадцать, если не больше, кольцо. Блины, видно, изначально были какие-то тухлые, а хрен в кучах – и на вид гнилой. Аромат над кольцом стоял невозможный.
– Авось… – я похлопала по плечу государя-надежу. – Ты не кисни! Что-нибудь и без Фомы придумаем! Авось! Ну, Авось?.. Авось, прорвемся!..
Рига 2001
