Далия Трускиновская - Авось, прорвемся!
– Кого там, на хрен, несет? – раздался грубый голос.
– Это типа я!
– Кто, блин, я?
– Я, блин, типа, ну!..
– Кончай базар, блин, вылезай!
– Типа не могу!
– Какого хрена?
– Живот типа схватило!
– Во блин!
Невеликое удовольствие – слушать, как у кого-то схватило живот. Поэтому дежурный хрен оставил в покое ту, кого он считал спрятавшейся в кустиках приблудной типой. Видимо, был уверен, что она, опроставшись, сразу на пост и заявится, потому что – зачем бы еще она сюда приперлась?
Я как можно тише поплелась прочь, уже плохо соображая, зачем мне это нужно. И оказалась в крапивных джунглях. Причем заметила это, уже забравшись довольно далеко.
Крапива – это такое дело, что вроде и не слишком больно тебя цапнет, а шарахнешься на метр. Вот я и шарахнулась, вот и наступила на сухую ветку, вот ветка и треснула!
Я была уже довольно далеко от поста, но – видать, по случаю облавы на заново воплощенных, хрены бодрствовали и патрулировали в окрестностях своей будки. Похоже, начальство догадалось, что мы будем пробираться к этнографической горке.
– Какого хрена? – окликнули меня с шоссе.
Я быстро присела на корточки. Темно, конечно, однако на шоссе через километр фонари понатыканы, вдруг патрульные мой силуэт, из крапивы торчащий, высветят? Просто так сюда ни один хрен не полезет, но если увидят силуэт…
Я оперлась рукой о землю и ощутила что-то ребристое, явно искусственного происхождения. Ощупала – вроде коробочки. И обрывки ремешка…
Я не верила собственным рукам, пока гусиным шагом не отползла метров на полсотни, где смогла кое-как разглядеть находку. И это действительно был оберег Авося, который он в истерике сорвал с себя чуть ли не месяц назад.
Что же такое говорил Кондратий про эти обереги? Как они действуют?.. Он сказал тогда – вроде бы жизнь продлевают. А когда – тогда? А когда мы с ним возвращались домой, делая привал в каждом стогу…
И тогда же возникла у меня в голове мысль… мысль…
Иногда ее, заразу, даже сей момент промелькнувшую, никак не поймаешь. А тут пришлось ловить мысль некоторой давности…
Мы с Кондратием говорили о том, что блинов должно извести время! Мы рассуждали (когда, где?), что срок, отведенный Ерошке, который не пьет понемножку, конечен, стало быть, и срок блинов с хренами – тоже конечен! И должен же быть способ его как-то уплотнить, чтобы он поскорее окончился! И Кондратий выписывал формулы на бумажку… Блин-блин-блин, где та бумажка?!?
– Кто там, блин, конкретно орет?
По дороге проходио патруль и уловил мою перенасыщенную блинами мысль. Я не ответила, и патруль проследовал мимо.
Бумажка нашлась в труднодоступном месте – в заднем кармане джинсов. Вот говорят, задний карман – чужой карман, но бумажки в нем прятать – милое дело. Не то что вор – сам не выковыряешь, хоть штаны снимай.
Расстегнув молнию, я все же добыла сокровище. Но что с ним делать дальше – понятия не имела.
Тут послышался рев летящей издалека крупной машины. И с приближением к хреновому посту она скорости не скинула. Это означало, что шлагбаум она хочет проигнорировать. А кто в такую безумную ночь может проигнорировать шлагбаум оккупантов? Да только один лихой водила! То есть – Кривая!
Глава четырнадцатая Не верь своим очам – верь моим речам!
Я выдралась из кустов на дорогу. Вот-вот должны были появиться два налетающих из мрака огня. Я бы кинулась наперерез, размахивая руками и вопя! Но они не появились, хотя там, где за поворотом был пост, раздался недружный залп океев. А потом вдали сделалось светло и я увидела, как огромный и странный силуэт летит наобум Лазаря и все замедляет, замедляет свой ночной полет и, наконец, встает на мертвый якорь!
Я кинулась туда и, не добежав, уже сообразила, в чем дело.
Угнана была бетономешалка, а за рулем сидела вовсе не Кривая, которой по должности положено вывозить на любой дороге и на любом транспорте. И не Кондратий – он шоферил будь здоров как. За рулем был кто-то неопытный, не знающий, что тут имеется поворот, и не умеющий вовремя вернуть машину на асфальт.
Еще несколько шагов – и выяснилось, что загадочный водила еще не научился вырубать двигатель. Машина, увязнув по самое не могу, отчаянно крутила колесами! Ну, это могли быть только мои орлы и орлицы…
Дверца распахнулась. Стараясь не попадать в пучки яркого света от фар, я попрыгала по кочкам к бетономешалке и увидела в кабине свой старый плед. За рулем, выходит, была Федора, и она пыталась выкарабкаться на ступеньку, но пышные телеса явно мешали.
– Федорушка, голубушка! – завопила я, перекрикивая рев мотора. Она повернулась – и, чтоб я сдох, Голливуд бы за такую улыбку миллион баксов кинул запросто!
Кроме нее, в кабине были Ерема и все еще не пришедший в себя Авось. Он был зажат как раз между ними двумя.
– Вывезли поганца, – сказала Федора, и спасители. разом повернув головы. с ненавистью уставились на государя-надежу.
Я даже не спрашивала, как им, только что вернувшимся из небытия, ни разу за рулем не сидевшим, удалось справиться с бетономешалкой. Коли с ними имелся Авось, пусть даже полудохлый, – то и получилось на авось! Поблизости – с полкилометра, не больше, – был лес. И мы могли втроем перетащить туда тело государя-надежи…
Но бетономешалка, оказывается, приволокла на хвосте погоню. И не простую – тот, кто приказал уничтожить нас восьмерых любой ценой, не пожалел на это дело боеприпасов.
Только сам Хрен Лучезарный мог отдать приказ о биологическом оружии. Эта новая разработка еще только проходила полевые испытания. Хотя прессу очень редко пускали на полигоны, кое-что все же просочилось. И когда я увидела в мелькании огней, какую железную дуру устанавливают на шоссе неподалеку от поста, то все поняла.
– Ну, мы, кажется, сдохли… Нужно запираться в кабине!
– А что?
– Увидишь!
Тут и грянул первый залп.
Он был сделан скорее для пристрелки, потому что большая и гулкая бомба пошла с перелетом и треснулась оземь на самой опушке. Грянуло негромко, но сразу же дико загудело. Я напрягля и зрение и слух – гудящее облако металось меж стволов, находя какую-то неподходящую добычу, но мозгов, чтобы послать ее подальше и лететь за настоящей, у облака не было.
– Слепни, что ли? – догадался Ерема.
– Бляхи-мухи. Их специально в особых теплицах разводят. Редкая мерзость.
– Понавыдумывали! – возмутилась Федора. – Ведь это же стыд какой – от мух помереть!
– Зря мы того мужика, выходит, чуть не пришибли, – буркнул Ерема.
