О'Санчес - Одна из стрел парфянских
- ... а корни-то, Матвеевна, оставляешь... Вон торчит, смотри...
- Я уж сама разберуся, опытная.
- А...
- Светлый день вам люди добрые! - Все четверо обернулись на скрипучий, но бодренький голос: из-за плетня им улыбался дедок, беззубый рот до ушей, лысый, как колено, седая бороденка - совсем куцая. Одет добротно, за спиной рюкзак, в руке клюка - странничек, значит.
- Гуляй мимо, дед. Нищим бог подаст. - Старик не удивился, он уже с полчаса подсматривал, и представление о происходящем составил.
- Спасибо, внучек. Я же и иду. Да поздороваться остановился. Да и спросить заодно: где в округе - есть магистрат какой, либо сельсовет?
- Тебе зачем?
- Уроженец я здешний, вернулся из города, думаю землицы подкупить, а лучше с домиком. И век доживать, оно возле землицы - помягче будет, роднее.
Старший сразу напрягся:
- Здесь землица дорога, реальных денег стоит.
- А я слышал - недорога. Как бы то ни было, а куплю, все равно решил. Так знает кто дорогу до властей, или к тем, кто владеет?
- Как не знать, знаем. На бутылку расщедришься - проводим и покажем.
Тут и остальные сообразили про близкую поживу и закивали головами:
- Покажем, каждый день мимо ходим.
Матвеевну аж распирало высказаться по этому поводу, но - страшно. На весь мир не накрестишься, да и дедка, видать, из ума выжил... Она попыталась хотя бы взглядом предостеречь бедолагу, да уж Колька уцепился за него, не отцепишь, вон уж обрез за пазухой щупает...
- Пошли дед, тут рядышком, десять минут шагать, тебе - двадцать. Леха, останься пока с Матвеевной, а мы с Шурой проводим.
- А я тоже хочу проводить, - возмутился Леха, понимая, что момент дележки лучше смотреть своими глазами. - Да вы и дорогу хуже моего знаете. Пойдем дед, все оформим в лучшем виде, еще и на свадьбе у тебя гульнем...
- Вот и хорошо, пойдемте, сынки, а правильнее - внучки, если по возрасту считать...
Матвеевна проводила их взглядом, пока за деревьями не скрылись, повздыхала, покрестилась, да и пошла дальше полоть, что ж теперь...
Часу не прошло, как от плетня раздался знакомый скрипучий голос:
- Не устала, Матвеевна? А я устал с дороги. Не вынесешь водицы? А то и побеседуем, и ты отдохнешь?
- О, дедка, опять ты? А где эти гуси-лебеди, что дорогу тебе показывать пошли?
- Да уж, лебеди. Шантрапа, одним словом. Не знают они никакой дороги, а бутылку им все равно подавай! Я уж их обложил, извиняюсь, по матери.
- А они?
- А что они - так и ушли не солоно хлебавши, я им не винный магазин. - Матвеевна внимательно посмотрела на старика, но взгляд его был так по-детски наивен и радостен, что Матвеевна дальше выпытывать не решилась.
- Ну, проходи, отдохнешь с дороги, я обед разогрею, да огурчиков покрошу.
- Храни тебя Господь, добрая душа! С радостью.
- Пьешь?
- Куда там, в мои-то годы! Но иной раз с рюмочкою слажу, когда в праздник.
Ох, озорной ты дедка, как я погляжу. Мой тоже ухарем жил, бывало, брагу как ни спрячу - все равно отыщет. Теперь там лежит, - она махнула рукой, - меня дожидается...
Выпили по рюмочке, дед расхрабрился и на вторую, а потом - все, прикрыл ладонью.
... Так ты, Алена, на мои годы не смотри. Голова есть, руки есть - я и мотор переберу, без проблем, и крупорушку починю. Не бойся, нахлебником не буду. И деньги имеются, на жизнь да на похороны - хватит. Оллы заглядывают?
- Лет двадцать, как не видела, что им здесь? А как нечисть вывести, да уголовных преступников - им и дела нету. Сам - колдуешь?
- Нет. Магию чую, а пользоваться не умею. И без волшбы проживем. Что же касаемо нечисти, да нежити, я их под корень выведу, будь спок.
- Ладно, дедка Иван Петрович, развоевался, ложись-ка спать. Я тебе
отдельно постелю.
Старику не спалось в первую ночь, так и пролежал до утра с открытыми глазами. Матвеевна ушла в деревню за покупками, а он побродил по дому, нашел кучу старых книжек, выбрал одну, с голыми тетками, загорелся, было читать, все вроде как прислушивался к себе, читая, потом досадливо сплюнул и бросил книжицу обратно в кучу...
Пять лет пролетели как сон, счастливо и без памяти. Дед полюбил и огород, и колодец во дворе, и первые заморозки, да и с Матвеевной они прожили душа в душу.
Только вот, на днях, вышла она картофель окучивать, да и ткнулась лицом
вниз. Семьдесят лет не знала усталости и хвори, а померла - и сама не
заметила.
На самом краю заброшенного деревенского кладбища, под старой березой, пахла свежей землей новая могилка. Высокий костистый старик, лысый, с белоснежной бородищей по самую грудь, стоял, опираясь на заступ, глядел на холмик, покрытый дерном, и думал свою думу. Уже два часа стоял он так, почти не шевелясь, и примерно с полчаса, как на него смотрели чужие глаза.
- Эй, старик! Аура у тебя порченая. Хватит горевать, пора ответ
держать. Эй!...
Старик словно и не слышал характерного выговора оллов. Было их трое, поисковиков-оперативников. По ориентировке искали они опасного преступника из
землян, этот вроде подходил по приметам и энергетическому профилю. Не до вечера же здесь кричать, старика надо упаковать и везти в Брянск, в областное управление, кому надо - разберутся. Подошли, как положено, уступом: один впереди, двое чуть сзади сбоку на подстраховке, с жезлами наготове. Мало ли, что дряхлый, а порядок - обязателен на все случаи.
Старик одной рукой выдернул из земли заступ и, не глядя, метнул его под левую руку. Один из страхующих, тот что стоял левее, был убит на месте: штык лопаты почти снес ему полголовы. Дед упал на бок и перекатился под ноги впереди стоящему. Второй страхующий должен был зафиксировать фигуранта автозаклинанием, но он уже лежал глазами к небу и с ножом в горле. Первый, тот, кто окликнул старика, был опытен и умел, он успел направить на старика жезл и нажать на спуск. Но старик, вместо того чтобы обмякнуть безвольной куклой, в положении лежа протянул корявую клешню и вцепился оллу в причинное место. Через пяток секунд истошный крик сменился прежней кладбищенской тишиной, а дед уже кряхтел, подымаясь с четверенек на ноги. Заклинание сходило медленно, его поташнивало. Матвеевну будут зомбить, такова ей судьба - нежитью поддопросной коротко побыть, но тут уж - некогда ее выручать. Пока откопаешь да сожжешь - остальные набегут.
Старик знал, что ментальный сигнал уже пришел куда надо, а значит - время драпать. Он поспешил в избу, вскинул на спину всегда уложенный к походу рюкзак, на плечо - винтовку с оптикой, подхватил клюку с серебряным, под сталь отделанным, оковом, и потешным стариковским скоком припустил в сторону гиблых лесов, где оллам все еще не было вольготно. Он торопился, понимая опасность, но и ему не был ведом масштаб начатой облавы.
