Ева Никольская - Чужая невеста
— Знаешь, Иль, — улыбнулась она. — Сейчас ты напомнила мне прежнюю себя. Ту мелкую девчушку, которая играла с нами в детстве. Смелую, добрую, открытую… Я и забыла, что ты такой была.
— А какой стала… до потери памяти? — осторожно спросила ее.
— Молчаливой, нелюдимой… тенью своего отца, — сказала Ева и, снова улыбнувшись, добавила: — Учти, подружка! Если обидишь брата… ну, ты меня знаешь. Боевые искусства — мое любимое хобби.
Я покосилась на нее. Угроза хоть и была высказана в шуточном тоне, но что-то мне подсказывало — эта лэфа просто так словами не бросается. Заставлю страдать ее братца — получу по морде. И это в лучшем случае. А еще говорят, что лэфири нордов не любят. За Таша вон и отец, и сестра горой. Если еще и потенциальная теща с визитом нагрянет, я предложу руку и сердце Йену, предварительно выяснив состав его родни. Ну, или Люлю. Чем не вариант?
Прогулка наша длилась еще где-то полчаса, не больше, и сопровождалась самой что ни на есть пустой болтовней. О моде, погоде и прочей ерунде. Тему моей возможной свадьбы с Ташем мы больше не поднимали. Как не обсуждали и то, что случилось со мной недавно. И я была благодарна спутнице за это. Конечно, можно было попробовать вытянуть из нее какую-нибудь важную информацию о прошлом Ильвы, но рисковать, вызывая подозрения излишним любопытством, я не хотела.
В конце концов, у меня теперь есть знающий правду Йен, с ним не надо притворяться и следить за словами, боясь сболтнуть лишнего. Вот его расспрашивать и буду. А Еванна… кто знает, что на уме у этой лэфы? Пусть сейчас она расслабилась, перестала искать подвох в каждой моей фразе и даже, как мне казалось, поверила в амнезию, о которой я регулярно ей напоминала. Но где гарантия, что, заподозрив неладное, сестра Таша не сдаст меня как одержимую в храм Римхольта, чтобы я не портила жизнь ее драгоценному брату?
Простившись с потенциальной родственницей, я под конвоем Нордов вернулась в келью, сняла белый плащ, помыла руки в специальной чаше и вновь села за стол. Обед окончательно остыл, а огненный элементаль без своей призрачной формы, увы, не мог помочь с его разогревом. Пришлось есть холодное и слушать нотацию духа, который настоятельно рекомендовал мне прикинуться не только потерявшей память, но еще и немой. Ибо то, что я едва не ляпнула лэфе, что планирую иметь детей от норда — был верх моей глупости. Благородные девицы не водятся с меченными, не хотят за них замуж и уж точно не мечтают о совместном потомстве!
— И что? — перестав жевать кашу, вкус которой почти не ощущала, спросила я. — У нордов совсем нет отпрысков?
— Есть, — охотно ответил болтливый дух. — У Грэма и еще у двоих ребят. Все они живут в Стортхэме. Еще есть дочь у одной из амант, но останется она в общине или уедет потом с матерью — неизвестно. Потому что прав на нее отец, по законам Лэфандрии, не имеет. Жаль мужика, он дочку просто обожает. А эта выдра, которая ее мамаша, постоянно шантажирует своего тамана мелкой.
— Ну и законы тут, — возвращаясь к трапезе, проворчала я.
Дальше ела молча, Лааш же, увлеченный новой темой, рассказывал об общине, ее порядках и обитателях. Потом резко заткнулся и, когда я была уже готова спросить, что случилось, в дверь мою постучали. Новый визитер энтузиазма не вызвал. На пороге в сопровождении мрачных Люля с Иваром стоял отец Ильвы.
* * *Он уже минут десять как ушел, а меня по-прежнему трясло. Если бы не норды, все время разговора стоявшие за дверью, как часовые… если бы не элементаль, диктовавший мне правильные ответы, когда так хотелось сказать что-нибудь гадкое… если бы не Дир, так кстати явившийся за Брэд-рилем — я бы не выдержала этот экзамен. А в том, что меня только что проверяли, изучали и пытались вывести на чистую воду, сомнений не было. Отец Ильвы явно не верил в амнезию и всякими каверзными вопросами пытался доказать, что я лгу.
Нет, на этот раз он не орал, не угрожал и не истерил, как при нашей первой встрече. Напротив, теперь этот моложавый лэф вел себя со мной предельно спокойно, а местами даже ласково. Искренне сочувствовал моему горю, рассказывал о том, как переживает за меня сестра, извинялся за скандал, который закатил в Стортхэме, звал вернуться домой и обещал холить и лелеять бедную маленькую меня, пока я полностью не восстановлюсь и не отращу заново свою длинную косу. Впрочем, и после этого он собирался обо мне заботиться, как и подобает хорошему отцу. Вот только в сладких речах его мне слышалась фальшь, а за мягкой улыбкой и добрыми взглядами я видела тщательно спрятанную ярость.
Брэд-риль менял маски с виртуозностью политика, задавал неожиданные вопросы и, как только я начинала нервничать, снова улащивал мой слух рассказами о том, как сильно переживает из-за случившегося и винит во всем себя. Он умел произвести приятное впечатление и мог без труда усыпить бдительность собеседника. Но со мной был Лааш, которого слышала я и… не слышал он. И, в отличие от неопытной меня, элементаль не относился к тем, кому легко задурить голову красноречивыми высказываниями и заманчивыми обещаниями. И все равно беседа с "отцом" стала тем еще испытанием!
Диру я обрадовалась, как родному. А информация, которую он озвучил, повергла меня в замешательство. Оказывается, насильника Ильвы нашли — это был какой-то контуженный на голову лэф, которому заплатила неизвестная лэфа за то, чтобы он вывел меня из игры под названием "невеста для дана". И вроде все было понятно, логично, достоверно, но… что-то царапало. Какое-то неприятное внутреннее чувство, словно червячок яблоко, грызло меня изнутри, заставляя сомневаться.
А Брэд стоял, скрестив на груди холеные руки, и внимательно следил за моей реакцией на новости Дира. Лааш же висел где-то над ухом и безостановочно шипел:
— С-с-смотри в пол и молчи… молчи. И подол не тереби, просто сиди, не ш-ш-шевелись и молчи.
Я и молчала.
Молчала, когда Дир закончил говорить и позвал "папочку" отправиться в Миригор, где требовалось его присутствие. И когда Брэд-риль прощался, я тоже молчала. И даже когда он подошел ко мне, чтобы поцеловать на прощание в лоб — прилежно изображала немую. Но как только его губы коснулись моей кожи — отшатнулась и вскрикнула, испытав почти тот же животный страх, который ощутила в момент прикосновения Йена. Глаза "отца" хищно сузились, уголок рта дернулся, а пальцы с безупречными ногтями сжались в кулак.
— Меня пугают чужие прикосновения, — хрипло пробормотала, пытаясь сгладить ситуацию. — Любые. Не только твои. Наверное, это последствия… — слово "изнасилование" я вслух не произнесла, вместо этого по совету Лааша весьма натурально всхлипнула и снова потупилась.
