Ева Никольская - Чужая невеста
Обзор книги Ева Никольская - Чужая невеста
Ева Никольская
Чужая невеста
Пролог
Я сегодня одна, я иду в никуда… — стучало в висках музыкой промозглой осени. Мне не грустно, не холодно и не беда, Что на улице ветер, и слякоть, и дождь… Я одна, меня бьет непривычная дрожь, От которой кровь стынет, как в лужевода, — и последним аккордом ледяных капель, падающих на лицо: Я сегодня одна… я иду в никуда… Никуда, хм… Ну, куда-то я все же шла, просто пока не определилась с окончательным пунктом назначения. Под тот автобус, может? Да не, жаль водителя и пассажиров, еще стану причиной чьего-нибудь сердечного приступа. А оно мне не надо. Тогда куда? На крышу ближайшей девятиэтажки? На мост — и в Волхов вниз головой? Куда, черт возьми, податься девушке, чья жизнь закончена?! А ведь всего неделю назад я чувствовала себя самой счастливой на свете. У меня были: парень, после года совместного проживания, наконец, сделавший мне предложение, утренняя тошнота, которую я на основании двух заветных полос в тесте на беременность списывала на ранний токсикоз, перспективная работа в новом ресторане и любящий отец, всегда готовый прийти на помощь своей девочке. А потом словно снежный ком сорвался с горы неприятностей. Да какой там ком — лавина! Инфаркт настиг папу в агентстве, куда он поехал, чтобы заказать лучшую в их списке свадебную церемонию для нас с Гришей. Так и не придя в сознание, мой самый близкий, самый лучший и любимый человек на свете… умер. В ту же ночь я потеряла ребенка. А через два дня в мою палату зашла заведующая отделением со свитой из двух молчаливых докторов. Со скорбным выражением на безликой физиономии она сообщила, что детей у меня больше не будет. Я не запомнила ее лица, непримечательного, бледного, но в мою память навсегда врезались глаза этой женщины, одной фразой подписавшей приговор моим надеждам и мечтам. Она монотонно объясняла мне ситуацию, показывала результаты обследования, снимки, что-то еще… Но я не слушала, молча глядя на ее блеклые радужки с точками черных зрачков. Словно горошины перца в чуть подкрашенном желе… А в душе росла пустота. Первая часть моего сердца умерла вместе с отцом, вторая — с не рожденным малышом. А третью растоптал Григорий, заявивший, что свадьба не состоится, так как: во-первых, ему нужна нормальная семья с потомством, во-вторых, раз тестя больше нет, то и платить за торжество некому, ну и, в-третьих, не так уж он и уверен был в правильном выборе невесты. После всего вышеперечисленного мое сегодняшнее увольнение с работы показалось сущим пустяком и почти не задело за живое. Потому что не было этого живого больше, сдохло оно в муках жалости к себе и в какой-то беспробудной тоске по тем, кого больше нет и не будет рядом. Папа… ребенок… жених… да пошло все в Тартар! Хочу под автобус, нет, в реку, нет… в аптеку за убойной дозой снотворного!!! Стеклянная дверь под неоновой вывеской "Панацея-Н" оказалась совсем рядом с невзрачной железной, на которой витиеватым шрифтом было написано: "Лавка чародея". Стряхнув свежие капли дождя с мокрого рукава, я решительно открыла вторую. Никогда не увлекалась мистикой, считая ныне популярных колдунов шарлатанами, зато всегда была свято уверена, что какой-нибудь ведьминской травкой вполне можно отравиться, а в данном случае даже нужно. За ней, собственно, я и пошла. Магазинчик оказался небольшим и довольно милым. Стилизованный под старину, с кучей деревянных стеллажей и полок, заставленных какими-то банками-склянками, котелками, шкатулками и прочей чародейской ерундой. За длинным прилавком сидела пожилая женщина в очках и меховой жилетке. На ведьму она походила разве что пустым взглядом, устремленным куда-то мимо меня, и необычным трехпалым носком, который задумчиво вязала. Кивнув продавщице (или хозяйке?), я принялась осматриваться. Пара странных картин в стиле кубизма на стене, еще несколько — составлены стопкой внизу, два кресла-качалки с резными спинками, на которых прикреплены бумажные ценники, большое зеркало на стене в искусно "состаренной" раме, полка со стеклянным сосудом, а в нем… круглый глаз с нитями-отростками, словно рыбка в аквариуме плавает. Рядом закрытая банка с надписью "сердце девственницы — $500 за шт." Я чуть в одно из кресел не села, ознакомившись с ТАКИМ ассортиментом. Это ж где они девственниц препарировали-то? Или морг ограбили? — А-а-а, — медленно поворачиваясь к даме в очках, начала я. — Сердце, — кивнула та, не отвлекаясь от вязания. — И-и-и… — дар речи явно буксовал, но любопытство не успокаивалось. — Девственницы, — ответила женщина, верно истолковав мои нечленораздельные, но очень выразительные звуки. — Женщины? — недоверчиво приподняв бровь, наконец, высказалась я. Продавщица отложила спицы, сфокусировала на мне взгляд, после чего резонно заметила: — Какая же она женщина, если девственница? — Никакая, — согласилась я и невольно сглотнула, так как в горле почему-то пересохло. А вдруг и правда людские сердца воруют? О цели визита в эту "милую" лавочку было забыто окончательно. Захотелось снова выйти на улицу, под дождь, вдохнуть полной грудью осеннюю прохладу, вспомнить мотив приставучей песни, что вертелась в моей голове уже третьи сутки, а потом пройти по мосту, полюбоваться на реку, сесть в автобус и поехать домой пить вино… без снотворного и ведьминских трав! — Да свиное оно, — без тени улыбки, пояснила собеседница и, сверкнув стеклами своих круглых очков, вновь принялась вязать носок. Трехпалый, да. Животинку было жалко, но первый шок прошел, уступив место интересу. Взгляд скользнул по интерьеру, отмечая не менее колоритные надписи на других товарах: "сушеные крылья летучих мышей", "тертый зуб свиньи", "молотый рог быка", "драконья чешуя"… Где в нашей средней полосе эти чародеи-предприниматели умудрились раскопать сказочную рептилию — было любопытно, но не настолько, чтоб покупать сомнительную коробочку за девятьсот девяносто девять баксов. Вспомнила, что хотела приобрести здесь что-нибудь ядовитое. Еще раз огляделась и решила, что лучше все-таки воспользуюсь классическим снотворным, а еще лучше и вовсе воздержусь пока. Утро вечера мудренее. Вот высплюсь, как следует, ибо на работу вставать больше не надо, схожу на могилу к отцу и там решу, что с моей разбитой жизнью дальше делать. Развернулась на каблуках, собираясь направиться к выходу из лавки, но тут же остановилась, уловив боковым зрением странное движение в зеркале. Обернулась и… уставилась на долговязую мокрую "крыску" в сером плаще. Волосы, потемневшие от дождя, свисали унылыми сосульками вдоль моего скуластого лица, лишенные помады губы обиженно подрагивали, то и дело, сжимаясь в капризную линию. Уголки продолговатых глаз казались слегка опущенными, что придавало не самой красивой физиономии совсем уж жалобно-противный вид. Вздохнув, прошептала: — Лучше б я вообще на этот свет не рождалась, — и боковым зрением засекла слабое шевеление справа. Резко повернула голову, хлестнув себя мокрыми прядями по щекам, да так и застыла, встретившись взглядом с… с глазом, в общем. С тем самым, который в "аквариуме". Он, точно паук из кошмарного сна, пошевелил своими лапками-отростками и… выполз из банки. Проворно перебрался на стену, оттуда на раму зеркала и начал спускаться на тонкой нити полупрозрачной паутины вдоль стекла. Неотрывно следя за действиями этой странной твари, я невольно опять посмотрела на собственное отражение. Оно менялось! Мои пепельно-русые волосы средней длины стремительно росли и темнели, а модельный рост под метр восемьдесят пять, наоборот, уменьшался. Но все это было не так странно в сравнении с сереющей кожей и глазами, наливающимися лиловым цветом. — А это… — растерянно произнесла я, обернувшись к продавщице. Та даже не подняла голову, продолжая шустро орудовать спицами. — Это кто? — спросила громче. — Я? — Имо? — вопросом на вопрос ответило НЕ МОЕ отражение. А потом мы обе охнули и… Мир вокруг закружился, отдалился, после чего и вовсе растаял во тьме.
