Ник Перумов - Черное Копье
В голову лезли какие-то бессвязные обрывки мыслей; ни к селу ни к городу вдруг вспомнилась Хоббитания, пылающий камин в общей зале, песни, танцы, шуточки с Милисентой… Бред какой-то. Хоббит гнал это прочь — нелепые мысли упорно возвращались. И среди них вдруг мелькнула одна совсем из другого ряда — он вспомнил свое видение по пути в Арнор, видение, что не раз ставило его в тупик: две темные фигурки посреди туманного моря, на краю громадного холма с руинами на вершине; и человек в черном, спокойно стоящий над небольшим костром. «Похоже, оно начинает сбываться…» — устало подумал Фолко. У него уже не осталось сил удивляться. Он шел вперед, точно неживой, мало-помалу забывая обо всем, и даже вспыхнувшие было воспоминания о мирной и счастливой хоббитанской жизни начинали блекнуть и уплывать куда-то в темноту.
Болото мельчало, впереди смутно вырисовывался холм.
Олмера он ощутил внезапно и безошибочно. Там, за сенью сырых завес, горел живой огонь — совсем как в его видении-сне. Крохотный живой костерок — но возле него стоял — или стояло? стояла? Сила, с которой давно уже не приходилось иметь дела ни одному Смертному. Даже перед Эовейн и Мериадоком на Пелленорских Полях она была иной. Фолко не мог дать ей определения. Впрочем, он и не пытался. Сейчас его интересовало только одно — снял ли его противник доспехи или хотя бы шлем?!
Из туманных волн вынырнули двое, мокрые, грязные, потные. Перед ними вверх уходил довольно-таки крутой склон холма. Там, впереди, горел огонь, возле которого стоял Олмер, а рядом должен был смирно хрупать насыпанным из седельных сумок овсом черный боевой конь Короля-без-Королевства. Так должно было быть. Так было. Всеобщая связь, волшебным образом появлявшиеся у него видения событий, которые могут произойти в некоем будущем… Что за ними? А впрочем, важно ли это? Болото кончается, огонь горит… теперь тихо, очень тихо, вверх по склону, стрела на тетиве, запасная в зубах; меч, клинок Отрины, метательные ножи, все наготове… И нечего думать о тайнах, что окутывают всю эту историю. «Стреляй первым!»
Пальцы коснулись края обрушенной стены. Теперь осторожно подтянуться… приподняться… выглянуть.
Да, здесь все было так, как в памятном сне. Горел небольшой костер; чуть слышно хрумкал чем-то вороной Олмера; и сам Олмер, в темном плаще, без шлема и доспехов, стоял перед хоббитом, как на ладони. В тот миг, когда край головы хоббита показался в проломе, плечи Вождя едва заметно вздрогнули — или это только показалось Торину?
Слова заледенели у гнома на языке.
— Стреляй! — Ему показалось, что он крикнул, а на самом деле едва слышно прохрипел.
Фолко впервые видел руки Олмера без перчаток. Сколько он помнил. Вождь никогда не снимал их черных, гладких, обтягивающих, словно вторая кожа; но вот пришло время и для них.
Олмер держал руки над пламенем. На миг мелькнуло удивление — как он их не обожжет? — а затем все внимание Фолко приковал тонкий черный ободок на среднем пальце правой руки Вождя. Хоббит взглянул на него — и едва не упал, с трудом подавив крик. Это темное невзрачное колечко ударило осмелившегося бросить на него дерзновенный взор так, что, не ожидай Фолко бессознательно чего-то подобного, он бы не устоял. Но его собственная воля успела вмешаться — подобно тому, как искусный мечник легким поворотом клинка отводит в сторону всю чудовищную силу обрушившегося на него удара, вместо того чтобы просто подставить собственный щит, так и воля хоббита, совершив нечто неописуемое, уберегла его. Ощущение было такое, что Фолко всем своим естеством потянулся вперед, стягивая волю в острый конус и направляя его вершину в горло Олмеру…
Все описанное длилось мгновение. Темп мыслей сказочно ускорился — а вот руки двигались не в пример медленнее. О всемогущий Илуватар, почему же я так медленно поднимаю лук?!
А пальцы Олмера задумчиво вращали еще одно кольцо, на глаз не отличавшееся от того, что было на его руке — такое же темное, почти черное, — но слабо светящееся по краям недобрым темно-багровым светом. На миг скользнуло удивление: где же все остальные кольца? То, которое сейчас в руке Вождя, — несомненно, принадлежало Королю-Призраку; еще одно надето на пальце Олмера; где же еще семь?
А руки продолжали поднимать лук. Медленно, неимоверно медленно!..
И точно так же медленно — но все же чуть быстрее — пальцы Олмера начали надвигать последнее, Девятое, Кольцо на тот же средний палец его правой руки.
Фолко почувствовал, как под его ногами разверзается земля. Этого нельзя было допустить ни в коем случае! О великий Манве, о Светлая Варда Элберет, за что же такая пытка — думать в сотни раз быстрее, чем делать?! В сознании зашевелился ледяной древний ужас — точно ископаемое чудовище, странной прихотью судьбы оказавшееся вновь под солнечным светом, расправляет крылья, готовясь взвиться и обрушиться огненной грозой на ничего не подозревающий город.
Острие стрелы почти поравнялось с краем стены.
«Стреляй! Да стреляй же!» — ворвался в сознание чей-то очень знакомый голос, вроде бы Гэндальфа.
Он и рад бы выстрелить, но куда? В кирпичи?
Кольцо коснулось ногтя на пальце Олмера.
В сознании хоббита возник неслышимый обычным ухом тоскливый и долгий вой, отличный от того, что ему приходилось слышать в начале их пути с Торином. Ошибиться было невозможно — где-то в невообразимых безднах родился и достиг поверхности земли боевой вопль Назгулов.
И Олмер словно тоже услыхал его — Кольцо поползло быстрее, теперь уже заметно обгоняя движения рук хоббита.
Фолко не мог скосить глаз, не мог видеть перекошенное лицо гнома, пытающегося выхватить кинжал из ножен, — руки его двигались, но не быстрее рук Фолко. В реальном мире не прошло еще и доли секунды; по мысленным же часам хоббита и гнома все это заняло не меньше нескольких минут. Все вокруг них, казалось, застыло, замерло, окаменело — все вокруг ждало исхода.
Кольцо Короля-Призрака скользило по длинному пальцу Олмера, скользило, приближаясь к уже надетому; леденящий ужас все крепче и глубже запускал безжалостные когти в сознание Фолко. Страшные видения встали давящей чередой; пылающие селения; скелеты, терзающие выбеленными костяными фалангами плоть живых; Солнце, низвергающееся с небосвода, подобно подбитой, раненой птице; и вселенская стена огня, встающая от горизонта до горизонта…
От нестерпимой боли хотелось разорвать рот в истошном, облегчающем крике, и чувствовалось, что может быть хуже, гораздо хуже. Кольца соприкоснулись.
Ветер, ветер и тьма, задергивающие непроницаемым покровом фигуру Короля-без-Королевства, сотрясение земли под ногами; и оцепеневший хоббит увидел то, что доселе не видел ни один Смертный или Бессмертный: руку Олмера окутало алое призрачное сияние — и в этом неверном, недобром свете полыхнули багровым оба Кольца — и слились.
