Татьяна Каменская - Эртэ
— Тело?
— Да хоть тело, хоть душу, но я требую уничтожить Последнего потомка. Сейчас — же! И учтите, я не потерплю обмана. Тем более идут последние минуты… последние!
— Я стараюсь, мой господин!
— Старайтесь милая, старайтесь исправиться! А не то придётся убираться вам обратно, на свою планету, ужасно глупых кошек! Учтите это на будущее!
Торопливые шаги и громкий стук двери возвестил о том, что мужчина ушёл очень раздраженный и злой. Кажется, что его рожа очень знакома! Нет- нет, не лицо, а именно, рожа! Уж не Бармалей ли это, собственной персоной? Оказывается, это он командует Алёной? Ну и дела! Так вот кого пригрела Маринка у себя на груди? Змею! Даже не змею, а отвратительного кота-предателя. Вернее даже не кота, а самого…
Вот те раз! Ну, держись подлый котяра! Не долго же тебе осталось гулять в обличье человека. Идёт время? Пусть идёт! Теперь оно будет работать на нас!
Удар колокола!
Как он мог забыть, что время неумолимо движется вперёд. Какой это удар по счёту? Сколько раз пробил колокол, пока он был в отключке? Кто это скажет? Истэр нет рядом, а Алёна занята. Чем это она занята? Неужели…Да-да, нет никаких сомнений, что синий камень, который она вытащила у него из кармана, и который теперь лежит перед ней на столе, и есть знаменитый камень-индиго. Его камень! Тот самый подарок золотоволосой женщины из долины Золотой Бабы…
Пи-ип! Пи-ип! Пи-и-и-и… — запищал прибор тонко, противно и настойчиво, словно сообщая Алёне, что пациент пришел в себя, и его в данный момент интересует то, что может сделать с синим камнем Алёна. Но она даже не повернула голову в его сторону, и даже не оторвала взгляда от колбы, в которой что-то помешивала.
Прибор опять запищал, но женщина вновь проигнорировала его, словно её совсем не интересовало, почему так бесится прибор. Доктор замер, когда женщина, наконец, вскинула голову, но вновь её опустила. Доктор вновь заёрзал, пытаясь расслабить верёвки, стягивающие ему запястья рук. Такое ощущение, что он лежит на операционном столе, да и комната что-то подозрительно ему знакома. Она напоминает экстренную операционную, ту самую, маленькую, в его родной больнице, где проводятся срочные операции…
А вот и лампа зажглась над операционным столом. Множество маленьких лампочек слепит глаза. Странно, как он здесь оказался? А Истэр, где же она? В какой момент они расстались? Бедная девочка, она вынуждена будет опять скитаться по темной пещере Теней, если только… если только что-то не изменится…
Как болит голова? Это виновата лампа. Её свет яркий, и бьёт не только в глаза и слепит их, но и по голове. Боль пульсирует в висках и накапливается в затылке.
Эй! Кто нибудь, подойдите к больному! У больного высокое давление! Операция ему противопоказана на сегодня…
Как странно, но на совесть завязаны не только ноги и руки, но даже его рот чем-то забит. Из угла рта торчит трубка для подачи наркоза. Ну и глупость! Чего его оперировать? Сергей Викторович пытается пошевелить руками и ногами, но куда там! Щиколотки ног затянуты очень крепко ремнями, и довольно туго, что невозможно пошевелиться и даже почесать нос, на который села желто-зелёная муха и уставилась ему прямо в левый глаз. Муха с удовольствием потирает лапки, словно собирается отобедать его глазом…
— Пф-ф-ф-ф, проклятая, пф-ф-ф-ф! — дует доктор со всех сил, делая усилия, что-бы сдуть со своего носа зелёную нахалку. Но та невозмутимо начинает натирать теперь уже свои задние конечности, при этом производя что-то с кончиком его носа. Она щекочет нос, и нет сил, больше терпеть это издевательство…
— Апч-хи-и-и-и-и!
Это был самый громкий чих за всю его недолгую жизнь. Нет, в самом деле, он никогда в жизни не чихал с таким огромным наслаждением, и с такой силой. Поэтому доктор вдруг почувствовал как лопнули веревки и ремни стягивающие его тело, изо рта выскочила трубка, а его самого буквально подбросило на операционном столе. Да и сам стол взбрыкнул что есть силы, словно превратившись в необъезженного мустанга. Батюшки ты мои, да ведь это, в самом деле, уже и не стол вовсе, а самый настоящий конь, который бьёт копытом по выложенному кафелем операционному полу, и весело ржёт, потрясая толи роскошной гривой, толи белой простынёй сползшей с больного. А муха, вовсе и не муха, а огромный, зеленовато-золотистый удав, что манит свою жертву, неподвижно-зачарованным взглядом изголодавшегося животного…
Ах, бедная, бедная Алёна! Извиваясь, и вместе с тем, не отрывая своих глаз от глаз удава, она движется к нему с покорностью несчастного кролика, предназначенного на обед…
Кролик, то бишь, Алёна, чуть слышно попискивает, да так жалобно, что сердце доктора не выдерживает и он, на полном скаку врезается на операционном столе в удава, и выхватывает Алёну из его огромной пасти. Прижав дрожащую девушку к себе, доктор грозно смотрит на огромного змея, готовый сразится с ним. Но едва ли это уже нужно! Удав, лишившись своего обеда, сразу сник, сделавшись меньше размером. Глаза его часто-часто заморгали, едва сдерживая слезу, так явственно выступившую, что доктору вдруг становится смешно, но он, подавив смех, сурово произносит, обращаясь к удаву:
— Надеюсь Истэр, ты не станешь кровожадным монстром! И не расплачешься горькими слезами, даже если ты и проворонила свой обед?
Удав, сморщившись до размеров яблока, неожиданно вспыхивает огнём, но тут-же его заволакивает дымом, что поднявшись вверх в виде белёсого облака, тут-же голосит с обидой в голосе:
— Кто вас просил, ну кто вас просил уважаемый братец лишать меня такого чудного обеда. Раз в полгода мне даётся такая возможность, превратится в нечто осязаемое. И тогда я от души веселюсь. Я превращаюсь в того, кто мне симпатичен или нет. Я наслаждаюсь свободой действий, вполне реального существа. Я полгода тешил себя видениями, я перебирал тысячу вариантов кем стать, мухой или слоном, а может и тем и другим. Но время моих действий тогда ограничено. Я использовал эти две возможности сразу, а в итоге? От мухи, как я понял проку никакого, а став удавом, я лишился такого чудного обеда. О, как я пролетел! Как муха над Парижем… Вдобавок ко всему, вы напугали меня, лишив тем самым возможности опять превратиться в удава и проучить эту нахальную девицу…
— Что? Это я нахальная девица? Да ты сам нахал! Как ты посмел поднять на меня свой мерзкий взгляд, бестелесное существо… Тем более меня глотать! Да я…я…
Алёна уже пришла в себя и готова растерзать белёсое облако, разметать его по операционной, если только дать ей возможность дотянуться до бестеневой лампы, на которой оно расположилось…Поэтому остаётся держать эту сильную девицу за локти, что-бы она ими не размахивала. Облако тоже совсем некстати осмелело. Подлетев к Алёне, оно взлохматило девице её рыжую челку и захихикало ехидным смехом…