Константин Соловьев - Геносказка
— Что ты с ней сделаешь? — спросил Гензель.
Удивительно, но голос повиновался ему. Тело, слабое еще, как у новорожденного щенка, не было способно подняться, но Гензель и без того понял, что смерть отступила. Он не знал, каким образом это произошло. Альв даже не прикасался к нему.
— Я отведу ее туда, где она не будет ни чьим-то проклятием, ни чьей-то иконой. Туда, где она сможет позволить себе просто быть человеком.
— Будете изучать ее, как лабораторный препарат? Тыкать иголками?
Предназначенная ему улыбка альва оказалась невеселой. Как отблеск осеннего солнца, проникший сквозь густую пелену облаков, отфильтрованный ими и бледный.
— Не так грубо. Да, мы будем изучать ее. Фактор невозможного требует долгого изучения. Но, скорее всего, он принципиально непознаваем. Принцесса Бланко просто будет находиться там, где никого не интересует чистота крови. Где она не будет бояться — ни других, ни самой себя.
Принцесса наконец очнулась. Она поднялась в своем хрустальном гробу, изумленно оглядываясь. Гензель заметил ее испуг, когда она увидела короля. И ее слабую улыбку, когда она увидела мачеху. А еще — особенное выражение ее глаз, когда она увидела его самого. Она ничего не сказала. Отчего-то Гензелю казалось, что принцесса тоже мгновенно все поняла и ей нет нужды задавать вопросы. Отныне у нее больше не будет никаких вопросов. Они будут только у тех, кто останется здесь.
В тишине, которая воцарилась в лазарете, тишине напряженной и неестественной, сухой голос геноведьмы прозвучал удивительно звучно.
— Вы хотели заполучить принцессу. Вы могли сделать это с самого начала. Без нашей помощи. Вы ведь знали все наперед. Зачем? Зачем вы заключили контракт со мной?
Существо, состоящее из жидкого золота, подмигнуло ей:
— Ты и так знаешь ответ, геноведьма.
— Вы… — Гретель нахмурилась, словно переваривая мысль, только что пришедшую ей в голову. — Вы изучали не только принцессу. Вы изучали… что-то другое. Нас.
Кивок богоподобного существа был вознаграждением за ее прозорливость.
— Верно, геноведьма. Принцесса — фактор невозможного в уравнении, а вы — то самое уравнение. Великое уравнение человечества, которое плетется веками и едва ли когда-нибудь будет решено. Все вы — части этого уравнения. Принцесса раскрыла душу каждого из вас, вынудила вас действовать, и каждого по-своему. Ваши мотивы, ваши стремления, ваши страхи — все это, отфильтрованное фактором невозможного, тоже представляет для нас интерес. Человечество в его теперешнем состоянии — очень запутанное уравнение. Возможно, разбирая его по частям, находя закономерности и отдельные зависимости, мы сможем определить его корни. Но если это и случится, то очень не скоро. Может, через сорок лет, а может, через века.
— Или же этого не произойдет никогда, — бросила Гретель. — У некоторых уравнений невозможно найти корень. Они — всего лишь спутанный клубок цифр, не имеющих ни смысла, ни решения.
Задумчивость легкой тенью легла на светящееся лицо альва и каким-то образом на миг сделала его более похожим на обычного человека. Кажется, даже свечение в этот момент стало мягче. И Гензелю почудилось, что сквозь это зыбкое свечение на прекрасном лице альва он увидел что-то, напоминающее сочувствие.
«Может, это нас и роднит? — подумал Гензель, не отрывая от полубожества взгляда. — Любой организм в силах испытывать боль. Возможно, и мыслить может даже крупный нервный узел. Может, именно умение сочувствовать — наша тонкая связь с альвами? Мы уже не люди — ни мы, ни они. Но не может быть, что между нами не осталось таких вот тончайших связей… А если связи эти есть, быть может, все не так и плохо?»
— Это возможно, — сказал наконец альв. — Но что такое возможность, если вселенная время от времени рождает фактор невозможности, обесценивающий любые выкладки?
Он положил руку на плечо принцессе. И ее тоже охватило легкое свечение. Обнаженная фигура Бланко оторвалась от хрустального гроба и повисла в воздухе рядом с альвом. Ее лицо показалось Гензелю одухотворенным лицом человека, который внезапно понял множество важнейших вещей. Человека, которому больше нет нужды оставаться здесь. Гензель ощутил, как грусть проникает в его тело множеством серебристых змеек, холодных и горячих одновременно. Он знал, что дальше должно произойти.
«Удачного пути, принцесса Комо-ля-Ньев!» И, хоть он произнес это мысленно, принцесса Бланко взглянула вдруг прямо ему в глаза — и улыбнулась. Эта улыбка предназначалась только ему, Гензелю. И он принял ее, как принимают самый драгоценный дар. Улыбка была теплой, словно яблоко, которое помнит прикосновение чужой ладони. К тому же Гензель знал, что эта улыбка означает.
— Вы не сможете забрать у Человечества его чудо, — ледяным голосом сказала королева-мачеха. — Вы, насмешка над человеком, извращенное его подобие! Думаете, что можете спорхнуть со своего облака и унести добычу, нашу святую, чтобы тешиться ею как игрушкой? Принцесса принадлежит нам. Это наше чудо. И оно останется у нас.
— Не думал, что соглашусь со своей дорогой супругой, но… кхм… — Тревиранус Первый, успевший вновь облачиться в золотой доспех, со своей стороны поля боя грозно взирал на альва. — Я запрещаю вам уводить принцессу!
— Вам не о чем беспокоиться, ваше величество, — сказал альв. И хоть он сказал это мягко, «ваше величество» прозвучало как-то двусмысленно, под кожей Тревирануса выступили неровные желваки. — Принцесса Бланко больше никогда не вернется на землю. У нее будет новый дом, а в старом ее быстро забудут.
— Вы не поняли, — медленно сказал король. — Мне все равно, где она будет. Мне важно лишь то, будет ли она вообще. Я не хочу, чтоб принцесса Бланко жила, здесь или где-то еще. Ее существование в любом качестве недопустимо. Поэтому отпустите ее, пока я не приказал своим слугам уничтожить вас обоих.
Он не шутил. Уцелевшие мутанты, не сговариваясь, перезарядили термические ружья и направили их в грудь парящего альва. Даже громила, едва не раздавивший Гензеля, все еще с яблочной мякотью на груди, зловеще затрещал костяшками уродливых видоизмененных пальцев.
Изготовились к бою и монахи. Их суровые, лишенные выражения лица превратились в непроницаемые маски, похожие на рыцарские забрала. Они не колебались и не знали сомнений. Они видели лишь светящегося альва, который пытается украсть их святыню, — и были полны решимости покарать его за святотатство.
Альв вздохнул. Вышло у него это почти по-человечески.
— Вот почему так сложно развязывается это уравнение, — сказал он, и Гензелю почудилась в его голосе искренняя грусть. — И вот почему оно, скорее всего, никогда не будет разгадано. Извините, ваши величества, но я знаю мнение самой принцессы. Она не хочет оставаться здесь. Я прав, принцесса?
![Надежда Кожушаная - Нога [киносценарий]](/uploads/posts/books/276827/276827.jpg)
