Ирина Котова - Королевская кровь. Книга третья
— Кто-то из нас точно сокрушит другого, — ответил он тихо ей в висок. — И у тебя куда больше шансов.
Они долго еще сидели так — изнеможденная очередной вспышкой принцесса, и красноволосый Владыка, сжимающий ее и щедро делящийся силой — пока не вспомнила и не прогнала.
Но она вспомнила.
— Твой день закончился вчера, Нории. Оставь меня.
Он ушел без слов. А Ани заставила себя встать, одеться — платья были до смешного широкие и длинные, и она почувствовала себя ребенком, влезшим в мамину одежду. Смыла кровь с руки, умылась. Съела несколько кусочков нарезанной драконом груши, задумчиво глядя на окровавленный нож, потрогала свои волосы — после сна они спутались так, что проще было отрезать, наверное, чем расчесать. И все-таки взяла гребень, встала перед зеркалом, снова узнавая и не узнавая себя, и начала причесываться.
— Сафаиита, — раздался робкий голос Сурезы, — позвольте мне.
— Я сама могу, — равнодушно ответила Ангелина, не оглядываясь.
— Я заговор знаю, — просящим тоном проговорила служанка, — чтобы волосок к волоску. Позволите?
Принцесса пожала плечами, села в кресло — Суреза со страхом косилась на пятна крови на полу и простынях, на нож, но гребнем работала хорошо, ловко, и приговаривала что-то на гортанном песчаном наречии, успокаивающее, умиротворяющее — Ангелина прислушивалась, и плечи ее расслаблялись. И волосы действительно стелились под гребнем ровно, легко, не затягивались и не дергали, будто она перед этим сто раз их расчесывала.
— Что это означает, Суреза?
Служанка задумалась, пытаясь перевести.
— Будьте длинными, как дождь с небес, чистыми, как вода родниковая, крепкими, как деревья в лесу, мягкими, как медовый вкус, госпожа. Простой заговор. Старый очень. Нет у нас сейчас ни дождя, ни родников, ни лесов, сафаиита. Я даже не знаю, как дождь выглядит. И лес.
— Как парк у дворца, — глухо сказала Ани, не открывая глаз, — только деревьев в сотни раз больше, они выше, крепче, растут гуще. В нем бывают ягоды… как виноград, только растут на кустиках на земле, Суреза. Разные, красные, желтые… Кислые и сладкие. А дождь — это бесконечные брызги с неба.
Служанка молчала, видимо, представляла.
— Вы беленькая, как лебединое крыло, — сказала, наконец, Суреза с удовольствием, — ни у кого нет таких волос, чисто пух, сафаиита. Можно мужу рубашку выткать, вот какие волосы!
— Не будет у меня мужа, Суреза.
— Будет, госпожа, будет, — храбро произнесла дочь Песков, выплетая белые косы — каждая толщиной с руку, — самый лучший муж будет, самый сильный. И достойный. Ах, жемчугов бы в них, госпожа! Вот какие косы! И платья мы вам подберем самые лучшие, и ножки обуем…
— Не надо платьев, Суреза, — резко сказала Ангелина, чувствуя, как снова ее клонит в сон, — и жемчуга не надо. Спать хочу.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась женщина, — постель перестелю. Может, бульончику, сафаиита? Очень уж вы худенькая.
— Не хочу, — вяло отозвалась Ангелина. — Не хочу.
Она много спала, ходила, как сомнамбула, по парку, равнодушно проходя мимо своих роз, не обращала внимания на встречающихся ей драконов — те смотрели, как резали, а она проходила сквозь них, не останавливаясь, и красноволосые расступались перед ней, опуская глаза. Гладила щенка тер-сели, приходящего поиграть, и терпеливо объясняла ему, что сейчас не может.
Пришел и затянувшийся цикл, и она совсем ослабела — все больше лежала в кровати, нехотя вставала, когда заходил Нории — он тоже много молчал, внимательно глядя на нее и не пытаясь касаться или на чем-то настаивать. Рассказывал, если говорил, о делах в Городе, о расчистке дороги, о поисках воды — но ее это уже не трогало. Жизненная энергия проскакивала лишь иногда, как искра у разрядившейся зажигалки, ей все время было холодно, и только ночами сквозь крепкий сон казалось, что большой мужчина тихо ложится рядом и греет ее, обхватив руками, и сила покалывает малюсенькими иголочками, разгоняя кровь. Но по утрам постель была пуста.
— Госпожа совсем ничего не ест, — жаловалась Суреза слушающему его Зафиру, — одни глаза и волосы, и спина прямая. Как голову держит, не пойму. Не дело это, — вздыхала она, и старик согласно качал головой — он-то видел, как сумрачен становится день ото дня его господин, — изведут друг друга.
— Знаешь, — сказал Нории Чет, когда они сидели в плетеном павильоне и меж деревьев мелькнула беловолосая фигурка, — я, глядя на нее, вспоминаю жеребца, что мы поймали у Белых гор. Помнишь? Я взял его себе, чтобы приручить. Какая силища была, какая шея — не обхватить! Только бешеный был, зараза. Выбивал ворота, скидывал меня, кусался, лягнуть намеревался. Я тогда сделал ошибку — колья на ворота прикрепил, чтобы не бился больше. Так он наутро, как меня увидел, разогнался и на эти колья грудью нанизался. Предпочел умереть, Нории.
— Ты ли это говоришь про нее? — спросил Владыка с насмешкой. — Который грозил мне ее смертью?
— Я ошибался, Нори-эн. Она воин, — жестко сказал Четери, — пусть руки слабы и оружие поднять не сможет. — А воин либо побеждает, либо погибает. Я слетал к жителям той деревни, где ты ее нашел, как ты и просил. Они ее боятся, — Чет хмыкнул, — считают великой колдуньей. Сказали, что пришла утром, совсем слабая, раненая и босая, с Черного кургана, а они туда и днем боялись ходить. И когда увидела песчаников — не спряталась, а пошла навстречу, защищать людей. Там их сотни две в стекле похоронены, Нории. Про нее скоро легенды ходить начнут.
— Уже ходят, — произнес Владыка задумчиво, глядя в ту сторону, где скрылась Ани.
— Расскажи ей, — потребовал Четери. — Про белый терновник, Нории. Расскажи. Она останется.
— Ты бы рассказал? — с улыбкой спросил Нории, и друг его нахмурился, качнул головой.
— Тогда напомни ей о долге. Если она так любит родных, что ради них готова пересечь пустыню… помнишь, Светлана, — это имя он произнес с таким теплом, что Нории еще раз улыбнулся, печально, — постоянно в библиотеке сидела? И принесла нам биографии последних Рудлогов? Они же все рано умирали, друг. И у нее в ауре я вижу печать нашего проклятия, Нори. Ты же видишь? Смерть всегда рядом с ней. Если она не вернет долг, то династия будет уничтожена.
— У ее сестер такая же, — Владыка вспомнил мягкий и страстный огонь второй принцессы, слабенькое тепло третьей.
— Скажи, — почти умоляюще попросил Чет. — Заклинаю, Нории.
— Знаешь, — сказал владыка-дракон и посмотрел другу в глаза, — мы забыли о том, что долги должны отдавать мужчины. Воевать должны мужчины и разбираться с последствиями войны, Мастер. Женщины должны жить, любить, рожать. А у них в семье только женщины и дети их крови остались.
