Пирс Энтони - Медь Химеры
Женщина смотрела на них глазами, казавшимися медными, что внушало некоторые опасения. Она проговорила одно слово: «Дань».
«Боги, — подумал Келвин, — она читает мои мысли! Но кто она такая? Это она — богиня лягушкоухих? Если так, то она не может быть тем чудовищем, которое я ожидал увидеть. Она же прекрасна!»
— Большое тебе спасибо, Келвин Хэклберри. — Ее голос звенел почти, как колокольчик. Она смотрела прямо на него, читая у него в сознании!
Келвин почувствовал, что краснеет. Что бы могла подумать Хелн?
Но красивое лицо смотрело уже на его отца.
— О, да это Джон Найт так усердно пытается развязать этот узел! Как приятно встретить кого-то, чей настоящий дом находится так далеко от Провала! И вместе с твоим сыном, Келвином, героем! И другим твоим сыном, Кайаном, желающим еще в одном измерении жениться на своей любимой!
Что это такое? Должны ли они отвечать ей? Что ему следует сказать? Попросить ли Келвину эту столь похожую на королеву женщину отпустить их и, может быть, помочь? Поскольку она, очевидно, королева, которую лягушкоухие принимают за богиню.
— О, не следует судить по внешнему виду, — сказала ему женщина своим музыкальным голосом. В нем был лишь намек на укор. — Я большее, значительно большее, чем ты себе представляешь.
«Но ты человек, — подумал он осторожно. — Человеческое существо, которое думает, и говорит, и имеет власть над жизнью и смертью. Это верно, конечно? У тебя ведь есть власть уничтожить нас или же спасти?»
— Ну, конечно же, у меня есть эта власть, Келвин! — с готовностью согласилась с ним женщина. — Как ты думаешь, кто я такая?
«Прекрасная добрая королева», — подумал он с надеждой.
— Кто я физически? — продолжала она спрашивать.
Келвин попытался не представлять себе потрясающие очертания ее тела, скрытого сейчас стеной.
— А, ты женат, поэтому ты не решаешься отдаться своей фантазии, соблазну. И все же: предположим, что я возвращу тебе свободу за эту твою фантазию?
Она играла с ним, Келвин понимал это. И все же, как он ни пытался, он не мог удержаться от мыслей об этом великолепном теле. Была ли она обнаженной? Может быть, поэтому она скрывала за стеной все, кроме своего лица?
Она засмеялась.
— О, как восхитительно было бы заставить тебя проделать со мной то, чего ты так опасаешься! Может быть, тогда бы я и впрямь освободила тебя вместо того, чтобы приберечь на закуску к ужину.
Келвин почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Ее лицо и голос были прекрасны, но слова вызывали беспокойство. Закуска к ужину? Это сказано в фигуральном смысле или?..
— Продолжай, Келвин, — сказала она ободряюще. — Такое удовольствие следить за твоими мыслями.
В ее тоне чудилась какая-то примесь жестокости. Красота и жестокость могли иногда сочетаться, он знал это. Он вспомнил королеву Зоанну, прекрасную, но злобную и порочную, жестокую мать Кайана. Но у нее могла быть еще одна причина прятать от них свое тело. Может быть, она не то, чем показалась ему на первый взгляд, физически что-то другое, как она и намекала? Может быть, она старуха, такая же, какой была старая Мельба, но все же способная принимать подобие юности и красоты?
Медный обруч затрясся, кудряшки покачнулись. Раздавшийся смех был смехом жизнерадостной хозяйки дома.
— Я колдунья! Я? Стыдно, Келвин! Герой твоего масштаба должен был бы соображать лучше. Ты слышал обо мне или о чем-то подобном мне. И, конечно, обо мне слышал твой отец. И он рассказал это тебе, хотя ты и думал, что он говорит глупости. И тебе он тоже это рассказывал, Кайан. В действительности я совсем не похожа на твою мать!
Она безумна, с дрожью в сердце подумал Келвин. Но в то же мгновение раздался другой голос. Этот голос был мужским, грубым и напоминал голоса самых здоровых и неотесанных мужиков.
— Мервания, тебе всегда нужно играть в глупые игры с нашей пищей?
— Конечно нужно, Мертин, — сказал чудесный голос обладательницы сережек. — А почему бы и нет? Разве между поведением кошки и женщины нет сходства? Смотри, я чуть было не соблазнила этого молодого человека, вызвав у него сладострастные мысли о соблазнительном теле. Забавно подстраивать все это!
— ГРРР-РРРААУ! — прорычал нечеловеческий голос.
Определенно, этот драконий рев доносился не из человеческой глотки! Его вибрации ранили уши Келвина.
— Тихо же, Грампус, — сказала Мервания, — ты знаешь, что на самом деле время кормления еще не пришло.
— ГРРР-РРРААУ!
— Да, да, я согласна. Нам придется показаться им. Но это должен быть сюрприз. Особенно для Келвина, который определенно сосредоточен на запретном влечении ко мне. Кайан думает о своей Лонни, а Джон о своей Шарлен и еще об одной по имени Занаан. Ах, этот непослушный, неразумный Джон! Только одна из них может быть твоей женой. Но ты, Келвин, ты думаешь обо мне, и это самое неразумное из всего… Да, о той ночи, когда ты сделал ее беременной. Но теперь она отяжелела и не выглядит так, как раньше, в то время как я могла бы…
Лицо Мервании исчезло из отверстия в стене так, словно бы его отпихнули в сторону. Его заменило лицо мужчины: медные брови и медный боевой шлем подчеркивали высокие скулы и выпуклый нависающий лоб. Он нахмурился и фыркнул носом на манер быка: «Мервания, они ведь даже не толстые!»
— Но ведь будет забавно, откармливать их, — сказал голос Мервании. — Если бы я смогла каким-то образом предстать так, как меня воображает Келвин, сладострастная, почти обнаженная, усердно угощающая его сочными гроздями винограда…
Будь проклято это чтение мыслей! И к черту его блуждающее сознание. Она была так дьявольски искусна в выделении как раз того, что ему так сильно хотелось подавить!
Мужское лицо исчезло. Раздался тяжелый хлопающий звук, как будто передвигалось что-то огромное и невидимое. Затем в отверстии показалось рыло дракона. У него была скорее медная, а не обычная золотая чешуя, и глаза, которые он устремил на них, были медными, такими же, как и его чешуя. Из ужасной пасти показался раздвоенный язык, завибрировал, а потом устремился к ним. С кончика языка капала слюна медно-красного цвета, а сам язык находился слишком близко, чтобы можно было чувствовать себя спокойно.
— Отец! Кайан! — закричал Келвин. Это вырвалось у него совершенно непроизвольно. Ему приходилось бывать очень близко к драконам с золотой чешуей, но он никогда не был при этом связан. Голова дракона отпрянула назад. Громкий женский смех наполнил его уши. Он не был милым и мелодичным, он был скорее язвительным.
«Это, должно быть, была иллюзия, — подумал Келвин. — Это, наверное, магия — колдовство. Здесь не может быть дракона! Не может быть так близко к человеческим существам! Он бы просто проглотил их. Даже чародей Затанас был не в состоянии хорошо справляться с драконами. Верно, Затанас ездил на одном из них, но это было опасное занятие. Ни одна магия не могла безопасно обращаться с таким существом долгое время».
