Виктория Абзалова - Сердце дракона
— Легат Грецинн? — спросил старший.
Сулла чуть улыбнулся, разглядывая барда. Основываясь на словах фламиники, и немного представляя, чем занимаются барды, легат ожидал увидеть молодого человека: нервного и не от мира сего, как и все поэты, поэтому Калиессир его удивил. Бард был далеко не молод, и в волосах его уже не осталось ни одного темного волоса. Тем не менее, он еще мог похвастаться крепкой статью, и только руки с ровными потрясающе совершенной формы пальцами, да небольшая арфа в плотном потертом чехле говорила о роде его занятий. Светло-карие с ярко-зелеными искрами глаза смотрели ровно и вдумчиво, как бы в глубь.
Друида сопровождал ученик, так же по возрасту далеко превосходящий это звание: не вьюноша, но муж уже вошедший в пору, так же не производивший впечатления хрупкого певца муз и явно способный искусно не только щипать струны. Было очевидно, что скрамасакс на пояс он привесил не из удали.
Легат не слишком торопился в обратный путь, понимая, что чем быстрее он покинет приграничье, тем меньше шансов встретиться с друидом, и сейчас довольно кивнул:
— Вы все-таки пришли. Вы знаете, о чем я буду говорить и почему.
— Знаю, — подтвердил Калиессир, — Но латиняне не так часто готовы говорить с нами и слушать нас, что бы упустить такой шанс.
— Шанс для чего? — это вам не жрица Гвиар.
— Для мира.
— Мы не ведем здесь войны, и я пришел говорить не о мире…
— О да, вы интересуетесь только драконами, — раздалось язвительное замечание, и Сулла Грецинн досадливо нахмурился.
Философ Фибий, не скрывая любопытства, едва ли не с вожделением рассматривал бардов, по-северному — скальдов: все же не каждому ученому, довелось сидеть за одним столом не столько с певцами, сколько с гадателями и магами, слово которых определяет порой судьбы варварских вождей.
— Мое имя Фибий из Мессемии, — представился он бесцеремонно, — Я путешествую, дабы узнать о почитаемых в этих краях богах. Не делайте такое лицо легат, я не собираюсь вещать о ваших тайнах на каждом перекрестке! А вы ведь хотели выяснить обстоятельства моей беседы с Пеплом.
— Пепел? — бард бросил на философа резкий взгляд.
— Он вам знаком, — выделил Грецинн.
— Я видел, как он стал драконом, — невесело усмехнулся Калиессир.
Теперь уже и легат и Фибий — равно были воплощенное внимание.
— Вы видели обряд? Когда, где?
Опустившись между ними, бард остановил вопросы всадника Грецинна взмахом руки.
— Я не ваш центурион, легат, и муштровать меня уже поздно. Я расскажу, не торопите. Десяток лет прошел… Мы с Миррдином, — он кивнул на ученика, — шли в святилище на Руйхенне. Я не знаю кем он был до тех пор, но когда я увидел его впервые — он был рабом. И был безумен, что не мешало ему хорошо драться: он убил кормчего с ладьи Морских ястребов, которые как видно его и захватили… Его отдали Мораг.
Видя недоуменный взгляд Суллы, пояснил уже Фибий.
— Во время отлива привязывают к столбу так, что бы прилив накрыл с головой.
— Не совсем, — тонко улыбнулся Калиессир, — Цепь свободна, так что некоторое время можно держаться над поверхностью воды: чем дольше борьба, тем благосклоннее будет богиня.
Грецинн дернул губами — какое варварство! Заметив это, друид возразил:
— Чем убийство во имя богов, хуже убийства во имя денег и азарта на ваших Играх?
Не думаю, что для того, кто умирает, есть разница… У моря его отнял Скай, и смеялся над гневом богов, и тем более — над гневом людей… Никакого обряда не было, легат! Этот человек умирал: от ран, от истощения, а Скай сидел рядом и говорил с ним. И со смертного одра встал уже дракон. Он должен был умереть! — с неожиданной страстью и гневом воскликнул Калиессир, — И он умер! А то, что вы видели — лишь облик, оболочка, которую они могут менять по своему желанию…
Пепел правильно выбрал себе имя. Наверное, только пепел и остался от сердца того юноши! Если остался…
— Теперь понимаю, откуда этот миф, что у драконов нет сердец, — усмехнулся Грецинн.
— Круговорот, — пожал плечами бард, — Каждый по-своему воспринимает стихотворные строки. Передавая дальше — еще больше искажает первоначальный смысл. Строки о сердцах драконов стали легендой, как стали легендой сами драконы…
— Взявшие на вооружение ваше сочинение, и дополнив его новыми деталями, им удобными, — закончил за него легат.
Они говорили еще долго, пока бард не отбыл, не желая задерживаться.
— Подумайте, легат, — обратился он на прощание, — Мы служим разным идеям и разным богам, но сегодня мы поняли друг друга. Так стоит ли считать кого-то варваром только потому, что он носит другую одежду и говорит на другом языке?
Возможно, это просто щит, который скрывает всю неприглядность истинных помыслов и побуждений?
Грецинн не ответил ему.
Фибий задумчиво вертел стакан, тоже глядя в след уходящим друидам.
— Вы знаете, легат, я прихожу к выводу, что если драконы и могли возникнуть где-то то только здесь: между Понтом и Янтарным морем.
— Почему?
— Огромные суровые просторы, чьи племена никогда не пребывают в покое. Близость степей и кочевников, угасающие города дариев и минойцев, и молодая сила Республики — это громадный кипящий котел в котором смешались все народы и религии… И здесь иначе мыслят! У нас даже стихи подчинены строгим логическим законам, а каждый второй оборванец на форуме прожженный софист. Здесь логика не в чести. А вера в возможность чуда столь тверда, что они готовы творить его сами.
Волшебство, которое для нас не существует, поскольку оно не объяснимо, здесь тоже перестает быть чудом, поскольку обыденно и естественно. Драконы нарушают все законы и человеческие, и природы? Но ведь они драконы, пожмет плечами любой — от крестьянина, до верховного жреца…
— И что же вы предлагаете? — Сулла почувствовал, что невероятно устал даже от разговоров о драконах.
— Я?! — изумился философ, — О нет, легат Грецинн, у каждого из нас своя строго ограниченная функция! Ваша — исполнять приказы на благо Республики. Моя — описывать вселенную, гадая о тайнах мироздания.
— А они? — легат кивнул в сторону, где скрылись Калиессир и Миррдин.
— Они — те, кто их создают. И с этим вы уже ничего не поделаете.
Сулла Валерий Грецинн вздрогнул: замечание философа отозвалось эхом наглого заявления Пепла и Горгоны.
* * *Почему-то все решили, что раз дракон отвел Лею два месяца, то и на монастырь они нападут тогда же.
Драконы пришли много раньше…
Они явились за полночь, слету преодолев монастырские стены. В этот раз их было еще больше: несколько десятков, в том числе женщины и совсем молоденькие подростки, — что не мешало им сеять смерть так же неотвратимо, как и старшим драконам. Они двигались молча, стремительно и целеустремленно, и казались восставшими из ада демонами. Их ножи безошибочно настигали все, что двигалось…
