Джон Толкин - ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)
— Он за нами давно следил, — подтвердил Андрог. — Так вот кто нас преследовал все это время! Ну что ж, теперь-то мы, должно быть, узнаем, что ему надо.
И он велел привязать Белега к дереву у пещеры; эльфа связали по рукам и ногам и стали допрашивать. Но Белег на все вопросы отвечал лишь одно:
— Я был другом этому Нейтану с тех пор, как мы впервые встретились в лесу — он тогда был еще ребенком. Я пришел к нему с добром, и принес ему добрые вести.
— Давайте убьем его, и избавимся от этого соглядатая, — сказал разгневанный Андрог. Андрог с завистью поглядывал на большой лук Белега: он сам был стрелком. Но некоторые изгои, более милосердные, воспротивились этому, и Алгунд сказал:
— Может, вождь еще вернется; и когда он узнает, что лишился и друга, и добрых вестей, ты об этом сильно пожалеешь.
— Не верю я этому эльфу, — сказал Андрог. — Это лазутчик дориатского короля. А если ему в самом деле есть что сказать, пусть скажет нам; а мы посмотрим, стоят ли эти вести того, чтобы оставлять его в живых.
— Я дождусь вашего главаря, — ответил Белег.
— Тогда стой тут, пока у тебя язык не развяжется, — сказал Андрог.
И по наущению Андрога они оставили Белега стоять у дерева без пищи и воды, а сами сидели перед ним, пили и ели; но Белег молчал. Так прошло два дня и две ночи. Разбойники забеспокоились и разозлились. Они решили уйти; и теперь большинство было за то, чтобы убить эльфа. Когда стемнело, все разбойники собрались вокруг дерева, и Улрад принес головню из костерка, что горел у входа в пещеру. Но тут вернулся Турин. Он подошел неслышно, как всегда, остановился в тени за спиной у разбойников, и увидел при свете факела изможденное лицо Белега.
Его словно громом поразило, и его глаза, давно уже сухие, наполнились слезами, словно в его сердце вдруг растаял лед. Турин бросился к дереву.
— Белег! Белег! Как ты попал сюда? Кто посмел связать тебя?
Он в мгновение ока рассек веревки, и Белег рухнул ему на руки.
Когда Турину рассказали, как было дело, он разгневался на своих людей; но поначалу он думал только о Белеге. Хлопоча над другом, он вспоминал свою жизнь в лесу, и готов был сгореть от стыда. Сколько раз разбойники убивали чужаков, пойманных вблизи стоянки или на дороге — а он не препятствовал им! И сам он не раз дурно отзывался о Тинголе и о Серых эльфах — и если с ними обращаются как с врагами, в этом есть и его вина. И он повернулся к своим людям и с горечью сказал:
— Как же вы жестоки! И жестоки без нужды. Не случалось раньше, чтобы мы мучили пленных. Живем мы, как орки — что ж удивляться, если и ведем мы себя по-орочьи? Беззаконны и бессмысленны были все дела наши, ибо служили мы лишь самим себе, и разжигали ненависть в сердце своем.
Но Андрог возразил:
— Кому же нам и служить, как не самим себе? И почему мы должны кого-то любить, если все ненавидят нас?
— Пo крайней мере, я больше не подниму руки ни на эльфа, ни на человека, — ответил Турин. — У Ангбанда и без меня довольно прислужников. Если другие не согласны дать такую же клятву, я стану жить один.
Тут Белег открыл глаза и приподнял голову.
— Не один! — сказал он. — Выслушай наконец мои вести. Ты не изгнанник, и напрасно носишь ты имя Нейтан. Все твои вины прощены. Тебя искали целый год, чтобы с честью призвать тебя вернуться на службу к королю. Нам очень не хватает Драконьего Шлема.
Но Турин не очень обрадовался этим вестям, и долго сидел молча: когда он услышал слова Белега, на него снова пала тень.
— Подождем до завтра, — вымолвил он наконец. — Тогда я решу. Как бы то ни было, завтра надо уходить отсюда — не все, кто ищет нас, желают нам добра.
— Добра нам никто не желает, — проворчал Андрог, и косо глянул на Белега.
К утру Белег уже пришел в себя — в те времена эльфы выздоравливали быстро. Он отвел Турина в сторону.
— Я думал, ты обрадуешься, — сказал он. — Ты ведь вернешься в Дориат?
И Белег принялся уговаривать Турина вернуться. Но чем больше он настаивал, тем больше упрямился Турин. Тем не менее он подробно расспросил Белега обо всем, что было на суде. Белег рассказал все, что знал. Наконец Турин спросил:
— Значит, я не ошибался, считая Маблунга своим другом?
— Скажи лучше, другом истины, — ответил Белег, — и это вышло к лучшему. Но почему же ты не сказал ему, что Саэрос первым напал на тебя? Все могло бы выйти по-другому. И теперь ты бы с честью носил свой шлем, а то опустился до такого, — добавил он, покосившись на разбойников, развалившихся у входа в пещеру.
— Быть может — если для тебя это значит "опуститься", — сказал Турин. — Быть может. Но вышло так. У меня слова застряли на губах. Он еще ни о чем меня не спросил, а в глазах у него был укор за то, чего я не совершал. Да, прав был король эльфов — я высоко возомнил о себе. И не откажусь от этого. И гордость не позволит мне вернуться в Менегрот, где все будут смотреть на меня с жалостью, как на нашалившего и повинившегося мальчишку. Меня прощать не за что, это мне подобает прощать. И я уже не мальчик, я мужчина, для человека я уже взрослый; а судьба сделала меня твердым.
Белег смутился.
— Чего же ты хочешь? — спросил он.
— Быть свободным, — ответил Турин. — "Будь свободен", — пожелал мне Маблунг на прощанье. Думается мне, что Тингол не будет настолько великодушен, чтобы принять моих товарищей по несчастью; а я с ними теперь не расстанусь, пока они не пожелают расстаться со мной. Я люблю их по-своему, даже самых отпетых, и то люблю. Они мои сородичи, и в каждом есть семя добра, которое может прорасти. Я думаю, они останутся со мной.
— Значит, твоим глазам доступно то, чего я не вижу, — заметил Белег. — Если ты попытаешься отвратить их от зла, они предадут тебя. Не доверяю я им, особенно одному.
— Как может эльф судить о людях?
— Как и обо всех остальных — по делам, — ответил Белег. Больше он ничего не сказал. Он не стал рассказывать Турину о том, что с ним так дурно обошлись из-за Андрога. Он боялся, что Турин не поверит ему, и порвется их былая дружба, боялся снова толкнуть Турина на недобрый путь.
— Ты говоришь, "быть свободным", друг мой Турин, — сказал он. — Что ты имеешь в виду?
— Я хочу править своим народом, и вести собственную войну, — ответил Турин. — Если я раскаиваюсь, то лишь в одном: что сражался не только с Врагом людей и эльфов. И больше всего на свете я хотел бы, чтобы ты был рядом со мной. Останься!
— Если я останусь, я послушаюсь любви, а не мудрости, — возразил Белег. — Сердце говорит мне, что нам нужно вернуться в Дориат.
— И все-таки я не вернусь, — ответил Турин.
Белег снова принялся уговаривать его возвратиться на службу к Тинголу. Он говорил, что на северных границах Дориата не хватает воинов, что орки снова не дают покоя — они приходят из Димбара или из Таур-ну-Фуина через Анахский перевал. Но все его уговоры были напрасны. И тогда он сказал:
