Юлия Рыженкова - Халт
Смешно, но у него до побега на Терру никогда не было девушки. Бордели его не интересовали, а чтобы завязать романтические отношения, нужно свободное время, которого отец ему не предоставлял. «Не заслужил», – сдвигал он брови и гнал снова отрабатывать удары. Лишь на обязательных балах он видел юных дам и боялся их больше, чем отца. Как себя с ними вести? Они странно косили глазами, не поднимая на него взгляда, и хихикали. Чего они хотят??? Да, конечно, он исправно, как того требовал этикет, приглашал их на танцы, разговаривал, как того требовал этикет, о погоде, но на этом все заканчивалось. Подростком он читал книги о страсти и любви, но отец однажды это обнаружил и устроил такую выволочку, что с тех пор ничего, кроме трактатов о войне, в его комнате не было.
В ночных клубах Терры все оказалось по–другому. Несколько рюмок текилы, громкая музыка и оголённые части тел действовали магически: Халт переставал думать, он начинал повиноваться чувствам. К тому же дамы тут тоже были другими. Они не хихикали и не ждали, когда их пригласят на танец, а от разговоров о погоде фыркали. Они просто подходили к Халту, говорили, что он красавчик, взъерошивали копну его соломенных волос и целовали в губы. Поначалу сын Глойфрида шарахался, но Бейнир объяснил, что тут это считается нормальным, что дамы эти вполне достойных родов, так что, если принять небольшие меры предосторожности – проблем не будет. Проблем действительно не было.
Халту нравилась такая жизнь, но довольно быстро он вдруг обнаружил, что ему скучно. Каждый день одно и то же. Менялись лишь клубы и девушки. Да, он сбежал от отца, и никто больше не твердил ему о предназначении, но он не сбежал от себя. Пока он тут валяет дурака и бесцельно тратит время, в другом месте, возможно, идёт битва, принять участие в которой – его долг. Предположим, он наплюёт на долг, наплюёт на честь своего рода, на собственное достоинство и останется здесь навсегда. Но будет ли он счастлив от такой жизни? Через полгода пьянок и развлечений он начал в этом сомневаться. Вот тогда его и нашёл Аркадий Михайлович.
Неожиданно раздался скрежет засова, и в подземелье ворвался свет.
— Выходи по десять! – протявкали сверху.
Светило солнце, и Халт вскинул к лицу ладони: отвыкнув от света, глаза слезились и болели. Стражники не стали связывать пленников, решив, что, обессиленные, они все равно никуда не денутся из кишащей стражей темницы.
Действительно, гномы даже не делали попыток удрать. Их ввели в большой каменный зал с узорчатым сводом. Свет проникал через узкие оконца и мягко рассеивался, щадя зрение. Халт поднял голову и поразился красоте узоров и умению мастера, их наносившего. Этот зал явно не предназначался для вынесения приговоров узникам. В стене был камин, такой огромный, что в нем можно было зажарить свинью. Комья грязи, отвалившиеся от сапог шахтёров, пачкали пол из розового мрамора.
За большим резным столом красного дерева, несомненно оставшимся от прежних владельцев замка, восседали двое гоблинов в золотистых туниках с гербовыми нашивками. Третий, явно не стражник, в чёрном шёлковом хитоне, доходящем до его кривых темно- оливковых колен, стоял за ними. Вёл он себя как хозяин темницы. Похоже, воинам это не нравилось, но они ничего не могли поделать. Ему что‑то постоянно нашёптывал человек, закутанный в чёрный плащ без опознавательных знаков, надетый капюшон скрывал его лицо.
Две угрюмые зеленые рожи охраняли Халта с обеих сторон, несколько стражников бродили по углам. Пленник смог хорошо рассмотреть гоблинов. В этом мире их рост составлял около вершка, то есть выше любого гнома, но ниже человека и альва. Темно–оливковым цветом гоблины и правда походили на болотную лягушку. Когда они говорили – виднелся ряд мелких острых зубов, но заметнее всего выделялись большие островерхие уши и жёлтые кошачьи глаза. Впечатление гоблины производили мерзейшее – хуже, чем голые гномихи.
На Халта они не обращали внимания, переговариваясь на своём языке. Звучал их разговор примерно так: «Кьяхья бьябхьяхьякьякьюб бьяхбяххьярхьюб кьяхьябьябхья кьябьюр рьюрьюрьяхьяр». Наконец один из двух в золотистых туниках сделал знак, чтобы пленника подвели.
— Имя, откуда родом, где живёшь? – протявкал он на всеобщем.
Халт рассказал придуманную историю своей жизни.
— Ты обвиняешься в незаконном посещении запрещённого места, незаконной игре в запрещённые азартные игры и незаконной связи с гномихами в доме разврата. – Гоблин не проявил никакого интереса к истории и не стал задумываться о сути сказанного. Обвинять человека в связи с женщиной–гномом – просто смешно! Ещё бы в связях с женщиной–гоблином обвинили! Да у нормального мужчины его орган для «связи» просто сожмётся и втянется в живот при виде этих страшилищ! Но судье было все равно.
— Поскольку это первое твоё нарушение городских правил, мы выносим тебе предупреждение и назначаем наказание – пятнадцать суток темницы.
В этот момент человек в чёрном что‑то зашептал гоблину в чёрном, тот кивнул и подозвал охранников. Пролаял им приказ, и те метнулись обыскивать Халта. Холодные зеленые руки нащупали амулет перехода, спрятанный под рубашкой. Халт дёрнулся, но его крепко держали, так что цепочку с амулетом сняли через голову и узник никак не мог этому помешать. Тем временем другой стражник вывернул его карманы, забрав деньги. На монеты ни человек, ни главный гоблин не обратили внимания, а амулет их явно заинтересовал.
— Халт, сын Эреба, владеешь ли ты магией?
— Немного, – замялся тот. Он не знал, что сейчас лучше: сказать правду или соврать. Почему вдруг им заинтересовался чёрный? И кто он? И как он теперь без амулета вернётся на Терру?
Тот снова что‑то зашептал гоблину, но на сей раз гоблин не согласился. Пока шла перепалка, Халт пытался придумать способ вернуть амулет, но ни одной стоящей идеи в голову не пришло. Наконец, те ударили по рукам, и обвинитель протявкал:
— Наказание в пятнадцать суток заменяется общественными работами на Арене в течение двух месяцев.
Чёрный подозвал стражника и что‑то сказал ему, указывая на заключённого. На груди, там, где у стражи была гербовая нашивка, у этого красовался знак из восьми стрел, направленных в разные стороны. Стражник, больно схватив Халта за плечо, потащил его к выходу. Они прошли по залитому солнцем двору, вышли через главные ворота и направились к длинной чёрной карете, запряжённой двумя вороными. Дверь кареты украшал все тот же знак: чёрные с серебристым отливом стрелы, расходящиеся во все стороны. На козлах сидел возница–гоблин в жёлтом хитоне.
— Хья кья бьябхья! – крикнул ему страж.
— Рью рья хьяр, – ответил тот и слез. Порылся в мешочке, привязанном к поясу, вытащил ключ, отпер дверь кареты. Стражник отправил Халта внутрь пинком под зад. Под оглушительный хохот дверь за ним захлопнулась.
