София Карамазова - Елизавета в Мире Теней (СИ)
- Зачем? - спросил он, поставив её на землю и, развернув к себе лицом, пристально всматривался в незнакомые черты. Он держал юное хрупкое тело, на печальном лице которого под сведёнными бровями сверкали две серых звезды. Она молча смотрела сердитым взглядом, давая понять, что ничуть не нуждается в непрошенных покровителях. Но Илорен даже не думал её отпускать, более того это бесстрашное создание его привлекало той внутренней силой, которая незримыми волнами исходила от незнакомки. - Как твоё имя?
- София.
Как рассказывал мне король, это был голос сирены и, услышав его, он тут же словно упал на дно, не успев набрать воздуха в легкие. Сочетание этой тонкости, лёгкости, слабости с внутренним жаром и сталью само по себе пробудило в нём интерес, тем более мы склонны невольно преувеличивать достоинства тех, кому смогли оказать услугу. Но этот голос шёл, словно из глаз цвета штормового моря, в нём отразилось все её существо и Илорен снова, с большей настойчивостью и недоумением, спросил:
- Зачем?
- Я должна, мне нужно... - щеки её порозовели, брови ещё ближе сошлись к переносице и она, опустив глаза, попыталась высвободиться. - Прошу, отпусти.
- Нет, я не пущу тебя, где ты живёшь, у тебя есть родные?
- Меня станут искать и всех, кто будет рядом со мной, ждёт только несчастье. Прошу, отпусти - в её голосе зазвучали слёзы и, стараясь их скрыть, она ещё ниже опустила свою тёмно-русую голову.
- Истинное несчастье ждет меня, если я дам тебе умереть. У меня здесь много друзей и я могу тебе помочь, если только ты позволишь. Хотя даже если ты не позволишь, я всё равно не смогу оставить тебя пока не узнаю что жизнь твоя в не опасности и не увижу улыбки на твоём прелестном лице. Если тебе некуда идти, то можешь остановиться у нас с мамой, мы небогаты и дом наш не велик, но зато есть вкуснейшая еда и уютный очаг.
Смущённая София подняла на Илорена глаза, полные смятения и согласно кивнула. Они пошли к дому ловца жемчуга, на пороге которого по традиции, появившейся ещё когда Илорен был смешным чумазым сорванцом, стояла его старушка мать и ожидала любимого сына, кроме которого у неё не было никого родных и в котором состоял весь смысл её жизни. Когда она увидела что сын идёт с девушкой, она сразу всполошилась, по обыкновению всех матерей и стала упрекать юношу за то, что он не предупредил о гостях, и она не приготовила никакого особого блюда. Но София тут же успокоила старушку, своим ласковым голосом объяснив, что её визит совершенно случаен. И так сильна была магия этого голоса, что мать тоже сразу совершенно поверила всему, что произносило это дитя. В прекрасной атмосфере провели все трое этот тёплый вечер. Шторм в ясных серых глазах утих и порой, когда София смеялась над забавными историями, которыми всех развлекал Илорен, она становилась такой доверчивой и ранимой, что было невозможно оторваться от подобного обнажения чувств. Все лицо её было холстом, каждый мускул палитрой, в которой смешались всеми цветами, доступными человеку, эмоции.
Но, когда наступило утро, магия вечера, позволившая растворить призраки дня в тёмных сумерках, потеряла свою силу. Илорен, дождавшись, когда матушка отправится на рынок за продуктами, приступил с расспросами к гостье. В благодарность за всё, что он сделал для неё, София подробно рассказала свою печальную историю. Её украли ещё в детстве и продали в рабство. Внешность ребёнка обещала красоту, поэтому девочку отправили обучаться музыке, пению, танцам и прочим наукам, нужным для наложницы. Так она росла в закрытом от внешнего мира месте. Когда Софии исполнилось шестнадцать лет, она отправилась с караваном купцов, купивших её для своего господина в далёких землях. Но во время морской части пути, их корабль захватили пираты и, забрав все драгоценности с галеона, потопили его вместе с людьми. Девушку забрал один из матросов, нашедших её в трюме, забившейся за один из ящиков. Сначала Софию хотели оставить на корабле, но нашедший её головорез настоял на том, что рабыню можно выгодно продать и так она очутилась у пиратов.
- Так как я была товаром, меня не трогали и сносно кормили. И вот, недавно, мы причалили к этому острову починить судно и запастись провизией. Мне разрешили погулять под охраной двух флибустьеров. Я была так счастлива ходить по улочкам, по площадям, среди людей, толпившихся, шумных, свободных. На какой-то момент я совсем забыла о своём положении, мне представилось, что вот я такая же, как все они и могу идти куда глаза глядят и делать что угодно душе, петь солнцу и танцевать луне. Дышать и смеяться как когда-то могла, бегая по дикому лугу босиком, всё время оглядываясь на мать, в светлых глазах и волосах которой играли солнечные лучи. И так мне легко стало в тот миг, что песня, не из тех, что должны услаждать слух моего будущего владельца, а живая, настоящая, которую пели старшие сёстры, работая в поле, пока я в стороне уплетала морошку, и ждала, когда вечер уведёт всех домой, пролилась из моей души на незнакомую площадь. Я сидела у фонтана, и вокруг постепенно собрались люди и стали слушать. Когда я закончила, меня попросили спеть ещё, и я с удовольствием пела те песни, что помнила с детства. Так прошло полчаса, а потом мои провожатые подали знак, что пора возвращаться к кораблю. Когда мы шли по безлюдному берегу, пираты сказали что завтра мы снова пойдем на площадь, но другую и я снова должна буду петь. Сначала я не поняла для чего это нужно, но когда мы поднялись на судно, они стали рассказывать о том, как во время моего пения срезали кошельки у доверчивых горожан. Слёзы обиды и боли полились из моих глаз, и я не могла их сдержать, чтобы скрыть от этих людей, настолько чудовищно подлым был их поступок, хотя чего ожидать от разбойников. Но сама мысль о том, что я стала причиной несчастья добрых людей и соучастницей кражи, убивала меня.
И вот вчера Софию снова повели в город, и на этот раз вокруг неё было значительно больше пиратов. Она села около статуи, изображающей божество, и запела грустную песню о жизни в неволе и тоске по родным краям, которую часто пела её матушка, занимаясь починкой одежды в углу их маленькой избы. Когда же все разбойники растворились в толпе, она вскочила и помчалась в один из узких переулков. Так она сбежала от флибустьеровов, а к вечеру вышла на этот мыс и решила вернуть себе свободу. Едва ли стоит надеяться, что про неё забудут и не станут искать, а когда найдут, то и тем, кто попытается вступиться, тоже не поздоровится.
Илорен выслушал эту исповедь, не проронив ни звука. Он смотрел на профиль Софии, во всё время рассказа, отрешённо глядевшей на блестевшее море.
- Я сейчас же пойду и узнаю - не отплыли ли ещё они и попрошу, чтобы их спровадили из нашего края. В порту все меня знают и не откажут в помощи, а ты пока сиди здесь и никуда не выходи.
