Энгус Уэллс - Повелители Небес
Я спросил:
— Могут ли быть сомнения?
Она покачала головой:
— Есть небольшая надежда.
Я нахмурился и выпил еще вина. Подобные оккультные сеансы были для меня в диковинку.
— В чем же ты усмотрела надежду?
Прежде чем ответить, Рвиан налила себе вина и выпила. Я заметил, что кристалл как бы погас и лишь, лежа на столе, продолжал слабо пульсировать. За окном сгустилась ночь, века пронеслись в моей голове, но местонахождение луны говорило мне, что еще только полночь.
Рвиан сказала:
— Здесь магический дар стал проклятьем. Алланин и ее сторонники совершенно безумны.
Я ответил:
— Не ново, Рвиан, и совсем не весело.
Рвиан продолжала:
— Это мирная страна, злоба, я думаю, гнездится только в головах одаренных.
Я ответил:
— Как мне показалось, именно им и принадлежит здесь власть.
Рвиан возразила:
— Это так, но я подозреваю, что Алланин и ее группировка ведет народ к войне, многое скрывая от него. Ты ничего такого не заметил?
Я замотал головой:
— Нет.
— Прости, я слишком многого от тебя хотела. — Она горько усмехнулась.
Глаза Рвиан сверлили меня, точно она собиралась с помощью их передать мне то, что успела понять, и то, что пока никак не мог взять в толк я.
Она сказала:
— В этих кристаллах содержится слишком много информации об Алланин и ее коллегах, а ей есть что скрывать.
Я подтвердил:
— Урт же сказал нам, что камни строго охраняются.
Рвиан кивнула:
— И никто, кроме колдуна, не может проникнуть в их глубины. Так что они откроют только то, что захочет Алланин.
— Что же она скрывает?
Рвиан ответила:
— Алланин вовсе не собирается освобождать своих соплеменников, она хочет править ими. Уже сейчас их Рэт далеко не тот честный совет, о котором говорил Аил. Алланин и ее добровольные или соблазненные могуществом кристаллов последователи управляют этим собранием.
— Разве так может быть? — спросил я. — Кристаллы ведь только инструменты в руках у вас, колдунов?
— Нет. — Рвиан покачала головой, и в этом движении чувствовались одновременно и усталость, и злость. — Я уверена, что кристаллы живут своей собственной жизнью. Может быть, они мыслят, вероятно, они впитали в себя столько страха, столько горя за века страданий Измененных, что теперь просто возвращают это назад. — Она усмехнулась, и мне стало не по себе. — Я виню во всем Алланин, а винить, возможно, надо кристаллы. Может быть, она даже и не осознает того, что является их порождением.
Она сделала паузу и вдохнула воздух. Точно от грандиозности того, что поняла, ей стало трудно говорить. Я наполнил наши кубки и ждал.
— Алланин хочет войны, — продолжала Рвиан. — Мечтает видеть всех Истинных убитыми или превращенными в рабов. Но, когда победа будет достигнута, она сделает себя правительницей всех Измененных. Все, кроме одаренных, будут изгнаны из Рэта, да и сам Рэт превратится в ее двор. Она станет повелительницей всего Дарбека и, чтобы добиться цели, готова поставить на карту жизни своих соплеменников.
— Мы должны предупредить Урта. Если он узнает о замыслах Алланин, то, возможно, сможет собрать вокруг себя многих.
— Конечно, — ответила Рвиан. — И не забывай про Тездала и сны.
Сны! Я уже жалел, что начал когда-то говорить на эту тему, казавшуюся мне тогда не чем иным, как выдумкой Сказителя, одной из тех сказочек, которыми наш брат обычно развлекает детишек. Чем-то вроде Волшебной Свиньи Джарролда или Чудесного Корабля Еалина. Похоже, что Рвиан просто нуждается в вере в сверхъестественные силы, способные защитить нас от реальности, чтобы поддержать меркнущую надежду. Сны! Сны, ниспосланные свыше! Предначертанные переплетения судеб. Это хорошо для игры ума. Сейчас нити распутались, и вся пряжа съежилась, точно ее сунули в огонь.
Я встал на ноги, не желавшие сперва слушаться меня, и, подойдя к умывальнику, смочил свое пылавшее лицо холодной водой.
Рвиан продолжала сидеть, поглощенная собственными мыслями. Когда я вернулся к столу, она произнесла:
— Если бы я могла показать тем, кто еще не встал на путь Алланин, ее истинные намерения!
Я возразил:
— У тебя ничего не выйдет, они не поверят колдунье Даров.
— Ты прав, — сказала она со вздохом и погрустнела. — О Давиот, наш мир в тупике, да?
Я опустил голову, содрогаясь от боли.
— Лучше бы мы никогда не создавали Измененных, не порабощали Анов.
Рвиан сказала:
— Но мы это сделали, а теперь заплатим сполна. Если не найдем ответа. Но, клянусь Богом, я не дам одержать Алланин победу, не дам ей развязать войну, если смогу хоть что-то сделать для этого.
— И я, — твердо заверил я, хотя не имел ни малейшего понятия, что мы, двое узников, сможем сделать. — Когда Урт придет, мы скажем ему.
Она добавила:
— И Тездалу, я хочу, чтобы он тоже знал это.
— Да, — сказал я и кивнул. — Но ему не удастся убедить своих товарищей, Повелителей Небес, отказаться от их замыслов.
Наступила тишина, отягощаемая невеселыми раздумьями. Я посмотрел в окно, луна уже проследовала точку своего зенита. Звезды усыпали небо, до восхода оставалось несколько часов. Интересно, когда придет Урт? А когда он придет… Не стал ли он невольно частью планов Алланин? Она ведь ищет способа уличить его в предательстве. Прекрасный способ «накрыть» нас с кристаллом, чтобы обвинить разом и нас и Урта. Я зевнул, чувствуя себя страшно измученным. Голова все еще болела. Через стол от меня сидела Рвиан, лицо ее выглядело изможденным, тени под глазами темнели, как половинки луны. Моя возлюбленная с тоской смотрела на магический камень. Я тоже посмотрел на него и подумал, действительно так или это лишь игра моего больного воображения, что из бледно-голубой глубины кристалла исходит ощущение ликования.
Веки мои смежились, точно придавленные грузом отчаяния. Закрыв глаза, я испытал некоторое облегчение, боль в черепной коробке немного утихла. Поставив локти на столешницу, я уронил голову в ладони. Меня словно окутал серый туман, и какое-то время мне казалось, что я сейчас опять увижу дубовую рощу близ Камбара, но видел я лишь мутную пустоту. Я даже не знал, что уснул.
И до тех пор, пока не проснулся, не знал, что видел сон. С того времени, как мы оказались в ареале действия колдовских сил Требизара, мне впервые что-то приснилось.
И вот что я видел.
Я сидел, примостившись на краю стола. Рвиан оставалась там же, где и была, а кристалл между нами как некий барьер. Свечение стен начало блекнуть, и постепенно вокруг стало черно, как в беззвездную ночь, как в морской пучине. И я парил в этой пустоте, оказавшейся до странного уютной, думая, что с удовольствием остался бы там навсегда, покинув свое тело, блуждая в беззвучной пустоте, избавившись от обременительных надежд и ответственности, став призрачным созданием.
