Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек
Плотные вельветовые занавеси на окнах были отдернуты, и я немного постоял у окна, глядя на застывшие развалины, выкурил еще одну сигару, стряхивая пепел в зеленую пепельницу, и снова надел пиджак.
Появился старик, и я последовал за ним вдоль зала, а затем поднялся по пролету широкой лестницы в огромную, но столь же забитую вещами комнату. Там и обнаружил того, к кому шел.
Человек, стоявший почти в центре ковра, был одет в темно-синий мундир с черными позолоченными эполетами и другими знаками различия. На голове красовался богато украшенный шлем с острием, а на ногах — сверкающие сапоги со стальными шпорами. На вид ему было около семидесяти, и выглядел он вполне крепким старцем, с кустистыми седыми бровями и тщательно расчесанными усами. Когда я вошел, он что-то буркнул и ткнул рукой в мою сторону.
— Герр Аквилинас, я — Отто фон Бисмарк, шеф берлинской полиции.
Я потряс его руку. По правде говоря, скорее, это она встряхнула меня.
— Ну и дела, — сказал я. — Убийство в саду у того, кто сам должен предотвращать убийства.
Похоже, у него было парализовано лицо, или что-то в этом роде, так как оно изменялось, только когда он разговаривал. Да и то не слишком заметно.
— Именно так, — ответил он. — Мы, конечно, не хотели вас вызывать. Но полагаю, что это все же по вашей части.
— Может быть… Тело еще здесь?
— В кухне. Там делали вскрытие. Бумажные легкие… вы знаете об этом?
— Знаю. Итак, если я правильно понял, ночью вы ничего не слышали?..
— О нет, кое-что слышал. Лай моих овчарок. Кто-то из слуг ходил поглядеть, но ничего не обнаружил.
— В какое время это случилось?
— Время?
— Сколько было на часах?
— Около двух часов ночи.
— А когда тело нашли?
— Около десяти. Садовник обнаружил его в винограднике.
— Хорошо. Давайте взглянем на тело, а потом поговорим с садовником.
Хозяин провел меня на кухню. Одно из окон было распахнуто прямо в прекрасный сад, обсаженный высокими кустами дивных расцветок. Я почувствовал резкий, одурманивающий аромат, проникающий из сада на кухню, и повернулся к лежавшему на кухонном столе и укрытому простыней трупу.
Это было обнаженное тело старого, но еще сильного на вид человека, сильно загорелого. На крупной голове выделялись густые черные усы. На шее сохранились следы удушения, а припухлости на запястьях, предплечьях и ногах указывали на то, что, по-видимому, жертву к тому же и связывали. Ко всему тот, кто зашивал его торс после вскрытия, был не слишком аккуратен.
— А одежда? — спросил я у шефа полиции.
Бисмарк покачал головой и показал на стул, стоящий возле стола.
— Вот все, что мы нашли.
Там лежали наручные часы, красные туфли и пара аккуратно сложенных бумажных легких, уже сильно изношенных.
Главное неудобство этих сменных легких состоит в том, что, хотя и можно не беспокоиться о последствиях курения и прочих легочных заболеваниях, сами легкие необходимо периодически менять, что очень дорого, особенно в Риме, где отсутствовала государственная система Службы Легких, какая существовала в большинстве европейских Городов-Государств. За несколько лет до войны бумажные легкие сменились политэновыми, служившими гораздо дольше.
Я повертел в руках одну туфлю. Искусная поделка со Среднего Востока. Затем осмотрел массивные тусклые часы. Старинные, явно русского происхождения; на новом кожаном ремешке оттиснута метка: «Сделано в Англии».
— Понимаю, почему вызвали именно нас, — сказал я.
— Были определенные анахронизмы, — согласился Бисмарк.
— А этот садовник, который его нашел, — могу я с ним поговорить?
Бисмарк подошел к окну и позвал:
— Фелипе!
Листва, казалось, раздвинулась сама собой и показался высокий темноволосый юноша, узколицый и бледный. Он был одет в темно-зеленую рубашку с высоким воротом и рабочие штаны. В руке он держал изящную лейку.
Мы посмотрели друг на друга через окно.
— Это мой садовник, Фелипе Сагиттариус, — представил его Бисмарк.
Сагиттариус поклонился, в глазах его светилась усмешка. Бисмарк, похоже, ничего не заметил.
— Не покажете ли мне, где вы нашли тело? — спросил я.
— Разумеется, — ответил Сагиттариус.
— Я подожду здесь, — сказал Бисмарк, когда я пошел к двери.
— О’кей. — Я вышел в сад и пошел вслед за Фелипе. Опять мне показалось, что кусты раздвигаются сами собой.
Запах стоял столь же томный и одуряющий. У большинства растений были темные, мясистые листья и яркие цветы, окрашенные в сочные, глубокие тона красного и голубого. То там, то сям мелькали желтые или розовые кусты.
Трава, по которой я шел, казалось, уползала из-под ног, а загадочные формы стеблей и веток напрочь отбивали всякую мысль о том, чтобы прилечь и вздремнуть в таком саду.
— Это все ваша работа, Сагиттариус? — спросил я.
Он на ходу кивнул.
— Оригинально, — продолжил я. — Никогда раньше не видел ничего подобного.
Тут мой спутник обернулся и показал большим пальцем за спину:
— Вот это место.
Мы находились на крохотной полянке, почти полностью окруженной толстыми виноградными лозами, которые, словно змеи, обвивались вокруг шпалер. Я заметил, что несколько стеблей вырвано, а решетка сломана. Похоже, схватка происходила именно здесь. Пока было неясно, зачем убийца, пред тем, как придушить, освободил жертву — именно перед тем иначе ведь не было бы драки.
Я очень тщательно осмотрел все, но ключа к разгадке не обнаружил. Сквозь поломанные ветки над разрушенной шпалерой я заметил небольшую беседку в виде китайского павильончика, расписанную золотыми узорами по красному, желтому и черному лаку. Беседка явно противоречила архитектурному стилю всего дома.
— Что это? — спросил я у садовника.
— Ничего, — буркнул он, несомненно раздосадованный на меня за эту находку.
— Гляну-ка на всякий случай.
Он пожал плечами, но проводить не торопился. Я пошел вдоль длинных рядов кустов, Сагиттариус медленно следовал за мной. Поднявшись по деревянным ступенькам на веранду, я толкнул дверь и вошел. По-видимому, здесь находилась только одна комната — спальня. Неприбранная кровать выглядела так, словно ее покинули второпях. Нейлоновые чулки неряшливо выглядывали из-под подушки, а на полу валялись мужские полуботинки. Белье выглядело необычайно белым, а вся обстановка по-восточному затейливой и роскошной.
Сагиттариус стоял в дверях.
— Ваше жилище? — спросил я.
— Нет. — Ом вроде бы оскорбился. — Шефа полиции.
Я усмехнулся.
