Сергей Раткевич - Наше дело правое
Штаб ЭОН, как белых людей, пересаживали вертолетами; это обстоятельство здорово мешало заснуть. Каюта, которую мне удалось отхватить, располагалась не на так называемой «офицерской» палубе, а чуть выше, на одном уровне с кают-компанией. Правда, попасть ко мне непосредственно оттуда невозможно. Сперва следует спуститься на палубу ниже, потом пройти по коридору в сторону юта и подняться по одному неприметному трапику. Так что фактически я пытался уснуть в кормовой надстройке, сразу за единственным на корабле артиллерийским орудием. Впрочем, близость вертолетной площадки — далеко не единственное неудобство моего обиталища. Иллюминатор выходит прямо на левый шкафут. Кому понравится, если любой может спокойно пялиться с палубы на твой скромный быт? И никакой рыбалки «на дурака»… Впрочем, возникни вдруг непреодолимое желание половить треску, вполне можно спуститься в кубрик к подчиненным: и уже там закинуть крючок с леской в море.
Забегая вперед, скажу: в первый же день мои матросы «на дурака» поймали ската; стоит ли упоминать, что они простодушно решили выпотрошить и высушить бедную рыбину — на сувенир. Салажатам было невдомек, что скат — животная очень редкая и своеобразная; к примеру, единственный орган выделения у него — собственная шкура. То есть у скатов нет почек в обычном понимании этого слова. На практике это означает, что через шкуру у этой рыбины выделяется разная ненужная организму гадость. И, конечно, эта гадость имеет свойство нестерпимо вонять по прошествии некоторого времени.
В тот день мне пришлось проявить всю свою пронырливость, чтобы обеспечить своим подчиненным возможность посетить душевые вне очереди.
Под вечер стало ясно, что из каюты меня никто так и не выселил, и я чуть было не решил, что жизнь налаживается.
3Вертолеты наконец-то угомонились. Я лежал на койке, наслаждаясь покоем, когда раздался робкий стук в дверь. Вставать не хотелось — мало ли кто ошибся дорогой? Потому что если б не ошибся — стучался бы гораздо уверенней. Стоило мне так подумать, как снова постучали, в этот раз настоящим, военно-морским стуком.
Кряхтя, я нащупал ногами шлепанцы и пополз открывать. За дверями стоял незнакомый матрос (из БЧ-3, судя по нашивке) и… чудо.
— Разрешите идти, тащ! — гаркнул матрос, очевидно, рассчитывая взять чудо на испуг.
Чудо удивленно моргнуло большущими глазами за толстыми линзами очков, посмотрело на матроса и выдавило:
— Да, конечно. Спасибо.
Матрос развернулся и зашагал по коридору. Его спина тряслась от сдерживаемого хохота. Это меня слегка разозлило; совершенно неприемлемо, когда младшие по званию издеваются над старшими, даже если старшие — чуда.
Уже набрав полную грудь для командного окрика, я вдруг обнаружил, что оказался в каюте за закрытой дверью. Чудо проявило невероятную прыть. При этом в его очках отражалось такое облегчение, что мне стало радостно на душе. Я чуть внимательнее оглядел неожиданного визитера, в свою очередь, стараясь не рассмеяться. Наверное, мне этого просто не понять — как можно настолько не по-военному носить тужурку? И брюки… не иначе это была новая, военно-морская модель джинсов.
— Привет! — сказало чудо бодрым голосом. — Меня Саня зовут.
— Ну, привет Саня, — ответил я, — я Иван.
Саня протянул руку; пожатие оказалось неожиданно сухим и крепким.
— Я это… — продолжал Саня, — из ЭОНа. Сказали, теперь здесь жить буду. Ффух, еле нашел эту каюту! Сам бы не сообразил, но тут матрос подвернулся…
Пока он говорил, я недвусмысленно расположился на нижней койке — даже в поездах с детства не люблю ездить наверху.
— …это уж вообще ни в какие ворота не лезет! — продолжал Саня, кое-как устроившись за столом, предварительно засунув в шкаф странного вида камуфлированный рюкзак. — Мне еще месяц назад обещали, что сменят! И что? Пожалуйста! Идите, располагайтесь, товарищ лейтенант!
Саня возмущенно фыркнул и продолжил свою маловразумительную тираду. Я переждал с минуту, потом вмешался — надо было что-то делать с этим источником шума.
— Так ты что, говоришь, заканчивал? — спросил я.
— …запла… — осекся Саня на полуслове. — Нижегородский пед. Лингвист я. Японский, английский.
— О как! — У меня вырвался не очень-то приличный возглас удивления. — Призвали, значит?
— Ага, — горестно покачало головой чудо, — уже полгода как.
— А чего на флот-то? — Я задавал провокационные вопросы, еще для себя не решив, будем мы с Саней дружить или ругаться.
— А море мне нравится! — неожиданно дерзко выпятив челюсть, заявил Саня. — Мне на выбор предложили — или в штабе Сибирского округа, в Чите, или — на флот. Конечно же, я флот выбрал. У меня полдетства в Севастополе прошло… Военком, правда, обещал, что отправят на Тихоокеанский, с моим японским-то, да там вроде вакансий не было. Вот, приходится здесь трубить…
Я еще раз посмотрел на Саню, потом попросил его подвинуться — он загораживал сейф (в каждой офицерской каюте должен быть таковой). Несмотря на то что нынешнее обиталище стало моим совсем недавно, под замком хранилось все, что положено хранить уважающему себя офицеру; в том числе бутыль хорошего «шила». Не спрашивайте — я не знаю, почему на флоте так спирт называется; принято — и все.
Так и познакомились.
4История со скатом немного меня успокоила. Значит, с соотношением везения-невезения в моей жизни по-прежнему все нормально, и, следовательно, в ближайшие дни крупные неприятности мне не угрожают.
Вернувшись из душевой, уже после ужина и вечернего чая, я догнался с Саней «шилом». Кстати, он неплохим парнем оказался, а вовсе не отмороженным ботаником-«пиджаком».[60] Поговорили по душам. Оказалось, он в море сидит почти безвылазно. Его вице-адмирал при себе в качестве переводчика держит, и работы у него — то по радио непрошеных гостей припугнуть, то на международных совещаниях толмачить.
А потом мы легли спать.
Едва открыв глаза, я почуял: что-то не так. Но почуять — одно, а сообразить, что же именно не так, — совсем другое. Особенно когда большая часть сознания плавает в параллельных мирах, которые зовутся царством Морфея.
Я сел на койке, включил свет в изголовье и, осторожно озираясь, ногой нащупал шлепанцы. Это и было моей главной ошибкой. Нога по щиколотку погрузилась в воду.
Будь я на подводной лодке — наверняка запаниковал бы, несмотря ни на какую браваду. К счастью, на надводном корабле вода в каюте ни о чем серьезном не говорит. Особенно когда на шторках у иллюминатора горит восход.
