Джо Аберкромби - Герои
По каким-то лишь себе понятным причинам он снял рубаху совсем и стоял средь них голый по пояс, с Отцом Мечей на плече.
— Клянусь мёртвыми, — присвистнул Утроба. — Ё-моё, с каждым разом ты одет всё легче.
Вирран запрокинул голову и проморгался под дождём.
— В такой ливень я рубах не ношу. Мокрая рубашка мне соски натирает.
Чудесная покачала головой.
— Что только не служит загадочности геройского обличья.
— Есть такое. — Вирран хмыкнул. — А что, Чудесная? Тебе мокрая рубашка не натирает соски? Отвечай же.
Она пожала ему руку.
— Свои соски береги, Щелкунчик. Я-то со своими управлюсь.
Всё вокруг стало отчетливым. Застывшим и тихим. Доспехи, с переливами от разводов. Меха, сырые и свалявшиеся. Ярко раскрашенные щиты в каплях влаги. Перед Утробой вспыхивали лица. Ухмыляющиеся, строгие, лихие, напуганные. Он вытянул руку, и Вирран накрыл её своей, лыбясь всеми зубами.
— Готов?
У Утробы всегда отыщутся сомнения. Он их ел, ими дышал, с ними жил двадцать лет, а то и больше. Без этих тварей едва ли проводил хоть минутку. Каждый день, с тех пор, как схоронил братьев. Но теперь сомненьям не время.
— Я готов. — И он вытащил меч, и взглянул вниз, на союзных воинов, громоздивших сотни за сотнями, расплывавшихся под дождём в пятна, кляксы и сполохи красок. И он улыбнулся. Может быть, Вирран прав, и человек по-настоящему живёт лишь тогда, когда встаёт лицом к лицу со смертью. Утроба поднял меч высоко-высоко, и разнёсся его вой, и все вокруг делали то же самое.
И ждали приближение Союза.
Хитрости в запасе
Солнце должно было быть где-то сверху, да только ни за что не разберёшь, где именно. Сгустились гневные тучи, и свет всё также был беден. То бишь, определённо, нищ. Насколько мог судить капрал Танни, и, отчасти, к его удивлению, никто не тронулся с места. Шлемы и копья до сих пор выступали над видимым ему отрезком стены, время от времени двигаясь, но нисколько не резво. Атака Миттерика шла полным ходом. Уж это им было слышно. Но на их всеми забытом участке битвы северяне выжидали.
— Они всё там? — спросил Уорт. Большинство народа перед боем накладывает себе в портки. Уорт был уникален. В его случае ожидание боя оказалось единственным средством обратного.
— Всё там.
— Не выходят? — пискнул Желток.
— Если они бы вышли, вышли б и мы, ага? — Танни ещё раз присмотрелся в трубу. — Нет. Не выходят.
— Я слышу шум битвы? — пролепетал Уорт, когда порыв ветра перенёс через речушку отголосок свары людей, лошадей и металла.
— Он самый, либо где-то повздорили на конюшне. Думаешь, на конюшне чего-то не поделили?
— Нет, капрал Танни.
— Вот и я так думаю, нет.
— Так что там происходит? — спросил Желток. На подъёме показалась лошадь без всадника. С растрёпанными по бокам стременами, она рысью бежала к воде, затем остановилась и принялась пощипывать травку.
Танни опустил трубу.
— Если честно, точно не знаю. — Дождь стучал по листьям со всех четырёх сторон.
Вытоптанный ячмень усеивали мёртвые и умиравшие лошади, мёртвые и умиравшие люди. Они грудились громадным, кровавым клубком перед Кальдером и украденными штандартами. Не далее чем в десяти шагах трое карлов переругивались, вытаскивая свои копья, вместе пронзившие одного и того же союзного всадника. Нескольких ребят пошустрее отправили собирать стрелы. Ещё парочка не устояла и залезла в третью яму — первее всех пройтись по тамошним телам, и Белоглазый вопил, чтобы они возвращались в строй.
Союзная конница сошла на нет. Отважный, но глупый натиск. По мнению Кальдера, эти две черты частенько идут рука об руку. Усугубляя положение, после первого провала они предприняли вторую попытку, столь же роковую. Около шести десятков перескочили третью яму справа, сумели взять Клейлову стену и убить нескольких лучников, прежде чем расстреляли и закололи копьями их самих. Всё тщетно, как насухо вытирать пляж. Вот в чём беда с гордостью, отвагой и прочими стиснув-челюсть-добродетелями, о которых обожают пиликать барды. Чем больше их у тебя, тем вероятнее ты окажешься на дне штабеля мёртвых тел.
Весь успех, коего добились храбрейшие из храбрецов Союза, заключался в подъёме настроения у воинов Кальдера — наибольшем с той поры, когда Бетод правил Севером. И те давали об этом понять Союзу сейчас, когда выжившие тащились верхом или хромали пешком, а то и ползли — обратно, к себе в расположение. Бойцы приплясывали, стучали в ладоши, улюлюкали под мокретью. Трясли друг другу руки, молотили по спинам, и звонко чокались щитами. Славили имя Бетода, и имя Скейла, и даже изредка упоминали Кальдера, что было весьма отрадно. Боевое товарищество, кто бы мог подумать? Он обвёл своих парней улыбкой, и пока те радостно кричали ему и потрясали оружием, вытянул меч и взмахнул им в ответ. Интересно, поздно ли уже помазать клинок чуточкой крови, раз у него, не сказать, чтобы вышло им помахать. Крови-то вокруг полно, и наврядли её хватятся прежние владельцы.
— Вождь?
— А?
Бледный Призрак показывал пальцем на юг.
— Возможно, ты захочешь снова расставить их по местам.
Дождь усиливался, пухлые капли оставляли на земле тёмные пятна, отскакивали от доспехов живых и мёртвых. К югу над полем битвы растянуло мглистую темень, но за бесцельно бродящими безвсадничными лошадьми и ковылявшими обратно к Старому мосту безлошадными всадниками, Кальдеру почудилось, как в ячмене движутся некие очертания.
Он отгородил глаза ладонью. Всё чётче и чётче проявляясь из дождя, призраки обретали плоть и металл. Союзная пехота. Слита в единые громады, мерно топает вперёд тщательно выверенными, грамотно упорядоченными, ужасающе целеустремлёнными шеренгами. Высоко вздымаются древки, флаги мёртво висят под дождём.
Люди Кальдера их тоже заметили, и издёвки победителей вмиг стали воспоминанием. Лающие голоса названных звенели сквозь дождь, безжалостно расставляя всех по местам, позади третьей ямы. Белоглазый сортировал легкораненных — воевать в резерве и затыкать дыры. Интересно, прикинул Кальдер, не придётся ли ещё до заката дня затыкать дыры в нём. Судя по всему, насчёт этого можно было биться об заклад.
— Полагаю, ты не прячешь в загашнике новые хитрости? — спросил Бледный Призрак.
— Не совсем. — Если тикать, как ошпаренный, не в счёт. — А ты?
— Только одну. — И старый воин бережно обтёр тряпочкой кровь со своего меча и поднял его.
— А. — Кальдер взглянул на собственное чистое лезвие, сверкавшее дождевыми каплями. — Такую.
Господство расстояния
