Джо Аберкромби - Герои
— Они к нему привычные. — И Горбушка в одиночку лёгким шагом приблизился к дому. Выглядел он цветуще. Борода подстрижена. Новая кольчуга. Серебро на рукояти меча. Он взобрался по ступенькам и нырнул вслед за Утробой, прошествовал на середину комнаты — для чего много времени не потребовалось, и оглядел обстановку намётанным глазом. Оценил утробин соломенный тюфяк на полке, его верстак и инструменты, недоделанный стул, сломанный горбыль и рассыпанные по половицам опилки.
— Так вот как выглядит уход на покой? — спросил он.
— Блядь, нет, дворец у меня за домом. Зачем пожаловал?
Горбушка перевёл дух.
— Затем, ибо могучий Скейл Железная Рука, король Севера, собрался на войну с Гламой Золотым.
Утроба фыркнул.
— Понимай, как собрался Чёрный Кальдер. Почему?
— Золотой убил Коля Долгорукого.
— Долгорукий мёртв?
— Отравлен. И Золотой свершил сие деяние.
Утроба сузил глаза.
— Правда, что ль?
— Так утверждает Кальдер — значит, так утверждает Скейл — значит, настолько близко к правде, что ближе никому и не надо. За сыновьями Бетода выстроился весь Север, и я пришёл узнать, не хотца ль и тебе заодно встать в строй?
— С каких пор ты дерёшься за Кальдера и Скейла?
— С тех самых, как Ищейка повесил меч на стену и перестал платить боевые.
Утроба обеспокоенно покосился на него.
— Кальдер меня ни за что не примет.
— Кальдер-то меня и прислал. В его боевых вождях ходят Бледный Призрак, Кайрм Железноглав и твоя старая подруженька Чудесная.
— Чудесная?
— От-жеж ушлая баба. Но Кальдеру недостаёт мужика с именем, кто встанет за ним вторым, и поведёт его собственных карлов. По ходу дела, ему нужен прямой, как стрела. — Горбушка нахохлил бровь на стул. — Так что, навряд ли он станет брать тебя в плотники.
Утроба стоял как вкопаный, пытаясь впихнуть всё это в голову. Ему предлагают вернуться — и на высокое место. Снова оказаться среди понятных ему людей, ценимым и почитаемым. Снова чёрные дела, опять втирать чушь про правильные поступки, да находить слова над могилами.
— Прости, Горбушка, за долгую дорогу впустую, но мой ответ — нет. Передавай Кальдеру мои сожаления. За отказ и… за что бы там ни было остальное. Но я закончил, так и скажи. Скажи, что я ушёл на покой.
Горбушка вздохнул.
— Ладноть. Жалко конечно, но, что делать — передам. — Он задержался в дверях, оборачиваясь назад. — Приглядывай за собой, Утроба, а? Среди нас-то уже не так много кто понимает разницу между дурным поступком и правильным.
— Какую разницу?
Горбушка хмыкнул.
— Айе. Всё равно, приглядывай. — И он протопал вниз по ступенькам и канул в сгущавшейся тьме.
Утроба какое-то время смотрел ему вслед, раздумывая — рад ли, опечален ли тому, что сердце стало биться тише. Взвесил в руке меч, вспоминая каково это — его держать. С молотком уж точно не спутать. Он вспоминал, как Тридуба вручал ему этот меч. Как огнём внутри него горела гордость. И наперекор себе улыбнулся, когда вспомнил, каким был тогда. Каким колючим, буйным, и алчущим славы, и ни с какого боку не прямым, как стрела.
Он окинул взглядом комнату и весь свой малочисленный скарб. Прежде он представлял уход на покой возвращением к нормальной жизни после некоего промежутка кошмарного забытья. Этакого изгнания в страну мёртвых. Теперь же ему открылось, что вся его жизнь, стоящая того, чтобы жить, прошла с мечом в руке.
Стоя бок о бок с дюжиной. Хохоча вместе с Вирраном, Браком, Чудесной. Сцепляя руки перед боем, зная, что умрёт за свою команду, а та — за него. В доверии, братстве, любви — узах, теснее семейных. Рядом с Тридубой на стенах Уффриса, рыком выплёскивая непокорность великому Бетодову воинству. В день его натиска в сече при Камнуре. У Дунбрека. И в Высокогорьях, пускай они там проиграли. Именно потому, что проиграли. В день, когда он снискал себе имя. Даже в день гибели братьев. Даже на вершине Героев, где под струями дождя он смотрел, как надвигался Союз, и понимал, что каждое растянутое мгновенье может оказаться последним.
Как сказал Вирран — лучшей жизни не проживёшь. Уж наверняка, не починяя стулья.
— Тьфу, нахер, — пробормотал он, хватая в охапку перевязь меча и плащ. Перебросил их через плечо и быстрым шагом вышел наружу, хлопнув дверью. Даже не утруждаясь запереть её за собой.
— Горбушка! Погоди!
