akchisko_san1 - Рики Макарони и Вестники Ниоткуда
— Я ничего не выпячиваю, я просто такой, как есть, — говорил Виктор, когда Рики проходил мимо.
— Я не из‑за тебя психую, а из‑за себя, — ответил Тони.
Рики не удивился. Давно было заметно, что в обстановке, служащей Виктору родной стихией, Тони чувствует себя неуютно. Судя по тому, что они, вероятно, поговорили об этом, ожидаемая Ральфом ссора между ними теперь представлялась мало вероятной. Каролина со всей очевидностью не хотела бы этого.
Рики ушел с вечеринки не один. Похоже, следующая часть ужина с картами и коньяком предназначалась только для взрослых, так что всех школьников деликатно попросили погулять в другом месте.
По крайней мере, Ральф теперь куда меньше интересовался, чем занимаются на отдыхе Тони и Летиция Перкинс. Рики едва отделался от него после ужина, чтоб завалиться на свою кровать и спокойно подумать. Получалось это плохо: мысли то и дело сворачивали на то, как бы завладеть чашкой, как будто их возвращало в наезженную колею.
Он попытался связаться с вестниками, но все, что доходило до него сквозь булькающие помехи – бесконечное «Отдались! Отдались! Отдались!». Он сам знал, что лучше всего бежать, кроме того, с такими советами хватало Ральфа. Концентрация на сигналах привела к усилению головной боли, которая вообще‑то навещала его редко.
Так и не уснув, Рики вышел в коридор, заканчивающийся, как он знал, балконом, где можно подышать свежим воздухом.
Вход на балкон не имел двери, а был просто занавешен. Только тут Рики понял, что балкон выходит на террасу, от которой в данный момент отъезжал автомобиль одного из приглашенных. Родители Виктора внизу провожали гостей, которых оставалось немного. Мальчик мог слышать их смех и разговоры, как если бы стоял рядом там, внизу.
— Гвенделина, дорогая, — звенел насмешливый женский голос, — как у Вас терпения хватает! Я боялась, что он не отклеится от Вашей руки никогда! Как будто хотел оторвать и увезти с собой на память.
— Моя жена обладает ангельским терпением, — ответил мистер Чайнсби. – Признайся, Гвен, что ты сделала с тем вином, что старина Пирсон тебе все время подливал, а? Ведь не выпила же!
— Этого хватит, чтоб слона свалить! – поддержал какой‑то мужчина.
— Бедная пальма, — вздохнула миссис Чайнсби, вызвав взрыв хохота трех–четырех гостей. – Сегодня же скажу, чтобы почву заменили, а то завянет неповинное растение!
— Как остроумно. Уже наступило сегодня – час ночи!
Скрытый в проеме за занавеской Рики не мог их видеть, но компании внизу определенно было хорошо.
— Гвенда, ты бессердечная, — хохотнула, похоже, мисс Блумсберри. – Что любовь делает с человеком!
— Удивляюсь, Чарльз, как Вы позволяете приезжать ему каждый день, — игриво бросила женщина.
— Мне не жалко, пусть любуется, — философски объяснил хозяин дома под очередной приступ хихиканья. – И потом, он превосходный адвокат.
— Понять не могу, он что, споить меня хочет? – сказала миссис Чайнсби. – Каждый раз одно и то же.
Рики решил, что надышался достаточно, и вернулся в комнату, где Боб уже крепко спал, как человек с чистой совестью. Но услышанный разговор дал Рики новую пищу для размышлений, не позволяя последовать примеру Боба немедленно.
Честно признав, что при внешних данных матери Виктора нет ничего удивительного, если бы сосед действительно в нее влюбился, слизеринец, тем не менее, оценил, что для субъекта, связанного с чашкой, это отличный повод постоянно наведываться сюда и выполнять некоторые действия, которые будут казаться всем вполне естественными. Перед глазами поплыла сцена другой вечеринки, где Гвенда Чайнсби чокается чашкой с тонкоруким субъектом и пьет из нее. Она тяготилась обществом одноклассников сына; но зачем же тогда так настойчиво добивалась его полгода? Рики казалось очевидным, что чашка управляет ей, но алкоголь мог стать не последним средством подстраховки. И кроме того, если Пирсон был адвокатом, та сцена с женщиной напротив, когда Рики впервые показали его дом, могла быть обычным приемом в конторе. Впрочем, то же касалось и доктора, и мисс Блумсберри, которым по роду службы наверняка приходилось выписывать бумажки.
Он проснулся так поздно, что его попросту растолкал Ральф, заявивший на недовольное ворчание, что, если Рики немедленно не спустится, то пропустит нечто замечательное.
Многие замечательные вещи этого гостеприимного дома Рики предпочел бы не видеть вовсе, однако он послушно потащился в столовую и съел весь омлет с запеканкой, а также пирожки с вареньем. В присутствии бабушки Виктора, почти невидимой за украшениями на столе, дети почему‑то вообще не разговаривали. Рики не мог бы объяснить, как он понял, что она тому причина.
Виктор повел одноклассников в глубь аллеи, и тут‑то Рики наконец услышал, что он собирается показывать конюшни. Ральф сдерживался, чтоб не потерять лица перед Чайнсби, но все же было заметно, что он изнывает от нетерпения. С Тони происходило то же самое.
— Дядя Артура когда‑то катался, — сказал Ральф, — но он аврор. Ты умеешь ездить верхом?
— Только если кобыла смирная, — безапелляционно заявил Рики. – Что ты реагируешь на лошадь, как маггл на магию, понять не могу? Неужели это так необычно?
— Конечно, — не усомнился Ральф. – А давно ты катался?
— Мои родственники в Италии живут в деревне и держат полезную живность, в том числе и лошадей, — ответил Рики. – Я знаю, что ездить верхом на лошади легко, если научиться. Я это искусство, к своему стыду, не изучил, как следует.
— Надо же, такое признание от Макарони, — насмешливо прокомментировал Тони.
«Что‑то я расслабился», — сделал себе замечание Рики.
— Да ты сам‑то коней видел только на картинках! – немедленно ощетинился Ральф.
Рики взглядом просигнализировал Летти, шагающей следом за Филипсом, чтобы она отошла подальше, но не добился понимания и всю дорогу выслушивал, как низко оценивают способность друг друга к конному спорту Тони и Ральф.
Конюшни выглядели ухоженно, как и лошади. Два стойла оказались пусты; Виктор объяснил, что «бабуля катается где‑то тут с доктором Робертсоном». И вывел своего коня.
Даже Тиффани не сдержала восхищения, когда Чайнсби сделал круг, а потом перемахнул через ближайший барьер на поле. Маячившие чуть дальше два всадника остановились и наблюдали за ним. Когда он вернулся к одноклассникам, бурные овации приветствовали его. Рики вежливо присоединился к большинству, хотя без особой радости.
— Ну что, Джордан? – приподняв бровь, Филипс приглашающее кивнул в сторону лошади, которую Виктор в данный момент привязывал.
— С удовольствием, — мрачно произнес Ральф.
— Не дури, — попросил его Рики, понизив голос. Ответом ему был откровенно злой взгляд.
