Хаген Альварсон - Девятый Замок
Шум и ропот недовольства штормовой волной прокатился по рядам. Те, кто приготовил монеты и кольца для награждения скальда, стали прятать их обратно: не в обычаях хлордов платить за дар врага. Дэор улыбнулся про себя и встретился взглядом с Эрвиндом. Тот поднял кубок и сказал, также улыбаясь:
— За твою удачу, сын Хьёрина! Пусть фюльгъи будут ласковы к тебе!
Сочувствие было в серых глазах Нактехалля.
Не злоба, не зависть, как втайне ждал Дэор.
Доброта и сострадание.
Пощёчина перчаткой. Плевок в глаза. Снисхождение.
Дэор опустил глаза. Стыд палил лицо, и рука тянулась не к арфе, но к мечу. Не поднимая взора, Дэор продолжил:
— Этой песне, что я спою вам, обучил меня известный вам Калластэн с берегов Альстея. Он перевёл её с языка Белых Альвов на наш Скельде. Зовётся же она "Вознаграждение".
И повёл свою песнь, точно лодочку по тихим водам фьорда в погожий день.
Рожок не звал меня, и лютня не была слышна:
Я слушал тишину на сэтере высоком.
Орлы и вороны знамён не встретили мой взор,
Но червь огнекрылый шёл на мир, и это видел я.
Тинг мечей мной не изведан,
Но звук моих шагов помнят пустые залы.
Не клал я жертв золотому тельцу,
Но ведомо мне, как прекрасны руины городов.
К ярлам на шумный пир меня не звали,
Но крылья и клыки во тьме встречались мне не раз.
Не подносили мне мёду прекрасные девы,
Но первым я привел ладью на тот туманный брег.
Я видел, как бежит с алтаря жертва,
И видел, как змей спешит за невестой.
Я видел древние крепости,
Я видел реющие над башнями знамёна,
И тоскливый гул серых волн
Отзывался в моём одиноком сердце.
Дэор смолк, а музыка дрогнула, и духи тьмы радостно завопили. Арфа не могла издавать подобной мелодии — буря, страшная буря тёмной ночью, разверстая морская бездна, и страх… Нет, не страх смерти — но страх восторга, на гребне волны, за миг до гибели…
Песня сотрясала воздух, точно барабан Эрлинга:
Я помню ветер, горячий как лёд,
Я помню чёрную пасть, открытую от земли до небес,
Я помню, как люди шли в Хель,
Я помню бессмертного Владыку, и его ужасный взор.
Я не смеялся вслед тем, кто был охвачен страхом,
Я молчал, когда Корабль Мёртвых вёз меня в Бездну.
Я говорил с Предками и Владыкой Подземья,
Я говорил им только правду.
И Хелла отняла ножи от моего сердца,
И Хельгрим опустил свои жуткие глаза,
И Дом Туманов выпустил меня обратно,
И я не знаю никого, кто прошёл бы дальше,
За край мира…
Сын Хьёрина умолк. Затихла и музыка. В безмолвии поднял он глаза на собравшихся…
Все молчали. Многие в недоумении, иные в растерянности и даже страхе. Бьёрн уставился в рог с хмелем и глубоко задумался. Менрик еле заметно кивал головой.
Молчание длилось долго, прерываемое лишь шумным дыханием да шёпотом пламени в камине. Дэор вновь взглянул в глаза Эрвинду. И дёрнулся, как от удара: жалость — и ужас, вот что прочитал скальд во взоре гостя!
Наконец встал хозяин замка и произнес, укоризненно качая головой:
— Туманна твоя песнь, Дэор, как тот самый брег, который посетил Калластэн. Она не плоха, нет, это красивая песнь, но… Так поют на Юге, барды зелёного Эйреда складывают такие песни. От них делается кисло во рту и тоскливо на сердце. Не думаю, что такими кённингами следует украшать пиршества благородных воинов. О ком эта песня? О викинге, о герое-мстителе? Нет, о безымянном страннике, скитальце моря, везде чужом… Песня же Эрвинда заставляет сердца биться сильнее, и даже в ниддинге зажжёт она пламя битвы. Я говорю, что ты отныне второй скальд после Нактехалля.
Дэор пожал плечами. Он не обиделся, ибо никогда не полагал себя хорошим скальдом.
— Я так гляжу, — Менрик, недобро улыбаясь, вытащил из усов застрявшую капусту, — что песни троллей вам милее песен альвов?
— Зачем спросил, Старик? — поднял бровь Готлаф.
— Дэор перестарался, — спокойно проговорил усач, глядя куда-то вдаль, — он позвал вас, и Эрвинд позвал. Только Эрвинд зовёт на тот путь, по которому сам, верно, не ступал, а Дэор…
— Менрик, тихо, — прошипел Дэор и пнул его под столом. Он явно перестал понимать, что происходит, и не сказать, чтобы это его радовало…
— Вы, верно, удивитесь, добрые господа, — невозмутимо продолжал Менрик, — коли узнаете, о чём на самом деле пропели нам наши скальды. Да будет вам известно, что славный Готлаф ярл давно уже задумывает новый поход на восток. Но не туда, куда мы направили коней моря первый раз. И не в Керим, и даже не в зелёный Эйред. Нет. Наш ярл решил взять земли — а чего мелочиться?! — прямо в Альвинмарке. Кондал и Мидерин очередной раз ополчились на Раттах, и посулили золото, серебро и земли в Бельтабейне многим вождям. Ведомо, что в Альвинмарке уже есть немало поселений и нашего народа, и эйридхов, и других… И тогда Готлаф ярл решил, что лучше доить двух коров: Эрсфьорд и Бельтабейне, да ещё иметь логово, из которого можно будет ходить в походы. А теперь спросите меня: кто же подкинул сыну Аусгрима такую хорошую мысль? И я не стану тянуть с ответом…
Менрик говорил спокойно, как некогда спокойно вёл на смерть клин лучших бойцов. Но Дэор заметил злость, что дрожала в голосе, прорываясь с хмелем сквозь насмешливый лёд. Верно, старик был в сговоре с ярлом и его советниками из хирда, но брага и песни пробили брешь в стене решимости и терпения. Что же, со старыми людьми такое случается. Впрочем, быть может, Менрик Гаммаль задумал это с самого начала…
— И ещё я вам скажу… Полдела, что князь полез в свару между сидами. Но верховный вождь кондалов призвал на помощь Эйнара, сына Харальда, сына Хродмара Ванде из рода Вандингов. А с ними вражда не избыта, и для Эорингов великий стыд есть с ними за одним столом! Вот с кем вы станете делить добычу, коль пойдёте за ярлом! Вам известно, что я не лгу. За всю жизнь Менрик Эйнарсон не произнес ни слова лжи! И поглядите, как стал бледен Нактехалль.
Верно, Эрвинд из Тьяльне был белее кости. Готлаф же побагровел и медленно, очень осторожно взялся за кинжал:
— Ты смоешь эти слова предсмертным хрипом, Менрик Гаммаль, коли не уймешься! Никто не бесчестил ещё при мне гостей в Эоргарде, и не ты будешь тем, кому это сойдёт с рук!
— Что же ты предлагаешь? — расхохотался старик. — Взять мне слова обратно? Этого не будет! Давай же, отважный вождь! — Менрик вскочил, перевернул блюдо с дорогими персиками, рванул ворот сорочки. — Бей! Докажи всем, что в твоих жилах струится кровь тролля, чьи песни тебе по душе. Дэор, Бьёрн, — обратился к братьям, и те отшатнулись, ибо страшен и печален был взор седого волка сечи, — хоть вы идите прочь отсель. Не стоит вам оставаться в этом доме, ибо тут смердит. Идите в Хлордвик — слыхал я, Бьернслейг конунг мудр и любит умных людей.
