Кэтрин Куртц - Камбер-еретик
Джорем улыбнулся, сознавая, что отец намеренно погружается с головой в заботы, чтобы хоть немного облегчить гнет беспокойства.
— Ты, как всегда, умудряешься подумать обо всем.
ГЛАВА XXIX
Но внезапно в один день придет к тебе то и другое — потеря детей и вдовство: в полной мере придут они на тебя, несмотря на множество чародейств твоих и на великую силу волшебств твоих.[30]
Для Ивейн время тянулось невыносимо медленно, всю эту неделю, за исключением первых нескольких часов, она чувствовала лишь опустошенность и мрак на душе, и боль потери. Она знала, что Райсу грозит опасность, когда уезжала из Шиила в Сочельник. Она тревожилась за него, когда Джебедия поведал о разрушенном аббатстве Святого Неота и велел собирать вещи. Райс отправился помочь Джавану, но Ивейн знала, что он не доверяет Тавису. Похоже, кризис нарастал и стремительно приближался к развязке. Одному Богу ведомо, уцелеют ли они.
Но она не могла позволить, чтобы страх и сомнения парализовали ее волю. Не могла она и предоставить отцу, брату или мужу, чтобы они вызволили ее из этого кризиса. Это было настоящее чудо, что Джорему удалось лично прийти и предупредить ее, особенно после того, что им с отцом довелось лицезреть в обители Святого Неота. Они старались как могли, чтобы защитить тех, кто был вверен их покровительству; а ей надлежит позаботиться о тех, кто находится под ее защитой.
Она решила, что их челяди в Шииле небезопасно долее оставаться на службе в Дерини, и потому расплатилась и отпустила большинство из них, а самым преданным передала в дар усадьбу, потому что была совершенно уверена, что никогда не вернется назад. При себе она оставила лишь четверых стражников — все они были холостяками, ибо Ивейн не желала подвергать опасности чьи-либо семьи. Детей закутали в самые теплые одежды, а все ценное спрятали у подножия Портала, включая и несколько древних рукописей, за которыми она намеревалась рано или поздно вернуться; потом она заперла Портал ото всех, кроме кровных родичей. Сменных лошадей нагрузили провизией на всю дорогу, зная, что не рискнут останавливаться в пути.
Кроме того, не ставя в известность Джорема, она отправила Кверона, чтобы тот предупредил Ревана и рассказал ему о последних событиях, ибо невозможно было допустить, чтобы ее старый друг маялся в неизвестности, в ожидании вестей и приказов, которых ему никто никогда уже не передаст. Она заверила аббата, что остается в безопасности, а ребенок не родится раньше, чем через месяц. Кверону очень не хотелось уезжать, но в конце концов он уступил, полагая, что Джорем одобрил это решение.
Всю ночь страхи за Райса не отпускали ее, но потом ей почему-то показалось, что дела у него пошли на лад. Позавтракав, она, весело смеясь, ехала на своем любимом гнедом жеребце возле Райсил, которая, сияя от счастья, скакала рядом с юным стражником. Малыш Тиег сидел в седле перед Анселем, скрывшим церковное облачение под кольчугой. Мальчик весело щебетал, пытаясь сосчитать вьючных лошадей, следовавших кавалькадой, и на счете «три» постоянно сбивался. В солнечный рождественский полдень Ивейн была меньше всего готова к прикосновению смерти.
Она поняла, что конец Райса не был мгновенным, знала только, что он умирает. Это было как громовой удар — в легких Ивейн больше не было ни глотка воздуха, и она не могла вздохнуть. Она едва не вывалилась из седла, натянула поводья и склонила бескровное лицо к бархатной луке седла. Ансель тотчас пересадил Тиега, несмотря на его протесты, на лошадь ближайшего слуги и оказался рядом.
— Что случилось? Ребенок?
— Нет… Райс! — удалось выговорить ей. Обезумевшая от горя, она ушла в транс, стараясь выяснить положение мужа, обнаружить причину его беспамятства. Жизнь угасала, и он ускользал в темноту, куда она не могла добраться.
Это было странное чувство разъединения навсегда, Ивейн потянулась из последних сил… и перестала ориентироваться. Он был очень далеко… в Дхассе?.. Но их разделяли не только многие мили. Ивейн могла чувствовать отзвуки дальних страданий ее отца, брата, Джебедии, но только не его, Райса.
Она заморгала и подняла глаза, удивленная, что солнце по-прежнему блестящей монетой сияло в зимнем небе, и по тому, как потрясен Ансель, поняла, что и он почувствовал. Ивейн спрятала лицо в ладонях и заплакала.
О нескольких следующих днях она мало что помнила. В памяти осталась только бесконечная дорога, безвкусная еда, которой ее кормили, и тревожный ночной сон.
Временами, особенно вначале, они мчались по заснеженной дороге, высекая копытами осколки льда и замерзшей грязи, а иногда по несколько часов кряду неподвижно стояли в лесной тишине, и Ансель делался очень беспокойным, если кто-нибудь кашлял или лошади ржали.
Несколько дней спустя с безумной скачкой и прятками в лесу было покончено. Почти каждую ночь выпадал снег, затруднявший передвижение беглецов, зато остальных не выпускал за ворота. В первые дни Ивейн не могла ни говорить, ни двигаться и не делала бы ни того, ни другого, если бы ее не тормошил Ансель. Юношу заботили безопасность Ивейн и ее будущего ребенка, а в забытьи она в любую секунду могла свалиться с коня. Племяннику удалось где-то раздобыть пароконную повозку с крытым верхом, и это избавило его от необходимости неотлучно быть у седла своей тети. На закате понедельника последнего дня года Ивейн вернулась к действительности, стала осмысленно воспринимать происходящее.
За ужином она извинилась за свое состояние, поиграла с детьми и, когда они задремали, принялась расспрашивать Анселя и охранников о событиях последних дней, сидя у костра, надежно укрытого от чужих глаз.
Узнав, что до Трурилла и встречи с сыном осталось четыре часа езды, она упросила немедля ехать. Взяв детей в повозку, она баюкала их песней и укачивала, расплела свои золотые косы и распустила по плечам — Эйдан любил видеть ее такой. Стражники прихватили с собой головни от костра, и факелы отбрасывали на свежевыпавший снег мерцающие багряные отблески.
Когда показался Трурилл, до рассвета оставался всего час, и на востоке горизонт уже розовел. Они, пришпорив лошадей, приближались к цели и вначале не обратили внимания, что заря занялась не там, где положено, а прямо перед ними. На въезде в лощину, ведущую к замковым воротам, Ивейн отдернула занавеску своей повозки и с ужасом увидела языки пламени, чуть колыхавшиеся на легком ветерке раннего утра. Замок Трурилл горел!
Ивейн вскрикнула и свесила ноги наружу, собираясь выпрыгнуть.
Ансель, подскакавший к повозке, смотрел на пожар в полной растерянности, потом спохватился и подал руку Ивейн, помогая выйти из остановившейся повозки.
